«Итальянский фашизм, выдвигая идеи «солдато» и «сакрифичио» как основные гражданственные идеи, выговорил по-своему, по-римски то, чем искони стояла и строилась Русь: идею Мономаха и Сергия Радонежского, идею русского миссионерства и русской колонизации, идею Минина и Пожарского, идею Петра Великого и Суворова, идею русской армии и белого движения», — И.Ильин.
***
Демократии поддержали большевиков в революции и в гражданской войне, а с появлением фашизма вступили с ними в политический союз (антифашистские «народные фронты», интербригады в Испании) Только на этом фоне можно понять симпатии почти всей русской эмиграции к фашизму и ее надежды на помощь Антикоминтерна в освобождении России, где большевики устроили 'безбожную пятилетку' и коллективизацию, унесшую жизни 10 миллионов крестьян.
Не удивительно, что и в самой России в то время встречалось такое же отношение к фашизму. Так, вполне правдоподобны слова расстрелянного архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского): «Мы стоим за борьбу фашизма против коммунистической идеологии, отсюда и против советской власти. Фашизм полезен для Православной Церкви — тем, что он поможет нам изменить советский строй и восстановить монархию, где снова Церковь займет господствующее положение'» — https://rusidea.org/430105
Крушение кумиров: демократия и фашизм.
Автор — М.В. Назаров.
К 90-ЛЕТИЮ.
26 мая 1931 г. в Харбине открылся первый съезд "Русской фашистской партии" под окормлением православного духовенства. Со времени Второй мiровой войны о фашизме в СССР и соцлагере утвердилось пропагандно-ненаучное его толкование для обозначения гитлеровского национал-социализма. Однако до войны это слово имело иное значение (на основании социального учения католической церкви) и вызывало огромный интерес в русской эмиграции.
Фашизм «говорит мiру новое слово»…
Симпатии к нему в 1920–1930-е гг. в русской эмиграции были столь же распространены, как и отталкивание от демократии. Руководитель НТСНП М.А. Георгиевский объяснял это просто: «Тот, кто одинаково не приемлет как анархического либерализма, породившего хищнический капитализм и разложившего нацию, так и социализма, зачеркнувшего человеческую личность, тот сам принадлежит к лагерю фашизма. Ибо другого ничего нет».
Следует напомнить, что слово "фашизм" до Второй мiровой войны имело другое значение, чем распространенное сегодня. Сначала так называли корпоративный строй в Италии, в котором не было идеи расового превосходства. Лишь к концу 1930-х гг. левые западные и советские публицисты стали называть "фашистским" и гитлеровский "национал-социализм" – не в последнюю очередь для затушевания социалистической компоненты в его названии.
Фашизм (от слова fascio – связь, единение; его символ, связка прутьев с топориком – один из атрибутов древнеримской государственности) поначалу возник в Италии в среде участников Мiровой войны из глубокого разочарования ее результатами – как социальными (экономический кризис), так и политическими (союзники по Антанте пренебрегли итальянскими интересами).
Обе эти причины были связаны одним – финансовым – узлом. Русский ученый-эмигрант Н.Н. Зворыкин описал его в 1920-е гг. так: частные американские банки, кредитовавшие в Мiровой войне все воюющие стороны и «скопившие наибольший запас мiрового золота, заняли господствующее международное положение как в отношении финансово-экономическом, так и в отношении политическом»; эти банки утверждали, что «здоровою монетою на международных рынках должен признаваться только доллар». «…Задолжавшие крупные суммы С.А.С. Штатам такие богатые державы, как Франция, Германия, Бельгия и Италия, не говоря уже о государствах более слабых», оказались в безвыходном положении: «займы хотя и заключались на золото, но получались товарами, предметами военного снабжения и вообще кредитами, а уплата по ним требуется непременно золотом, которого у разоренных войною держав нет». Для выплаты процентов по долгам приходилось брать новые кредиты у тех же деньгодателей, превратившихся в «международного мiрового банкира», который стал фактическим господином многих национальных валют, давая для них "стабилизационные фонды" в долларах. «…Предстоит перспектива превращения в вечных данников С.А.С. Штатов весьма значительного числа государств». «Хозяином международных рынков и мiрового производства становится, таким образом, финансовый Интернационал (La Haute Banque); объявляется уже открыто мiровое господство Золотого Тельца».
Из кого этот финансовый "Интернационал" состоял, мы уже отмечали (гл. 5), ссылаясь на источники от К. Маркса и В. Соловьева – до С. Рота и Ж. Аттали: неудивителен поэтому был и рост "антисемитизма" в послевоенной Европе (особенно в побежденной и униженной Германии).
Быстро набирая популярность на волне народного недовольства, в 1922 г. итальянские фашисты предприняли демонстративный "поход на Рим", в результате чего король поставил фашистского вождя Муссолини во главе правительства, которое в 1925 г. стало чисто фашистским. Его политика была реакцией и на господство в Европе сил, руководивших войной, и на описанный кризис демократии, и на рост коммунистического влияния в Европе. Но задачи фашизма выходили за рамки одной страны и заключались в переделке всего европейского общества, как подчеркивал Муссолини в 1926 г.:
«Мы выиграли победу внутри. Старые партии разбиты и старый строй распался. Но вовне наша борьба становится тяжелой, – и это естественно. Мы представляем в мiре новое начало, мы ясная и категорическая противоположность остальному мiру, мiру демократии, плутократии, масонства и "безсмертных начал" 1789 года… То, что сделал французский народ в 1789 году, теперь совершает фашистская Италия. Она берет на себя инициативу в истории, она говорит мiру новое слово…».
То есть идеологически фашизм был движением не "реакционным" (ибо не стремился к восстановлению монархий), а революционным. В нем можно найти черты социалистические (коллективизм) и демократические (корпоративизм). Как писал один из редакторов "Нового града" И.И. Бунаков-Фондаминский, фашизм ставит коммунистам в вину лишь то, что они делают революцию против либеральной демократии «не так, как надо. Революция должна быть не интернационалистической, а национальной, не атеистической, а "христианской", не коллективистической, а корпоративной – вот в чем вина коммунизма».Определяющим же в фашизме были героический романтизм и национализм, что можно видеть из "Доктрины фашизма" (1932) Муссолини.
«Фашизм – …это духовная позиция, возникшая из общего движения нашего столетия против обезсилевшего материалистического позитивизма ХIХ столетия». «Фашизм – это религиозное воззрение, рассматривающее человека в его внутренней связи с высшим законом, объективным духом, который превосходит отдельный индивидуум и делает его сознательным членом духовного сообщества».
«Народ – не раса или географическая область, а непрерывно сохраняющаяся в историческом развитии общность, …личность». «Для фашизма государство – не ночной сторож, который заботится о личной безопасности граждан, и не организация с чисто материалистической целью: обезпечить определенное благополучие и сравнительно мирное социальное существование. Для этого был бы достаточен какой-нибудь управленческий совет… Государство… это духовный и моральный факт, ибо оно создает определенную политическую, юридическую и экономическую организацию нации, которая в своем происхождении и развитии представляет собой духовное явление…».
«Человек фашизма воплощает в себе нацию, отечество и одновременно моральный закон, соединяющий индивидуумы и поколения в одну традицию и призвание; закон, подавляющий инстинкт жизни, заключенной лишь в узком кругу эгоистичного желания, чтобы вместо этого в чувстве долга укоренить высшую жизнь, не ограниченную рамками пространства и времени: жизнь, в которой индивидуум путем самоотречения и пожертвования личных интересов, даже через смерть – осуществляет предельно духовное бытие, на котором основывается его человеческое достоинство». «Жизнь должна быть глубокой и полной; каждый должен жить для себя, но и прежде всего для других, ближних и дальних, в настоящем времени и в будущем».
«Ни одно действие не ускользает от моральной оценки. Нет ничего в мiре, что было бы свободно от оценки, которая присуща всем вещам в иерархии моральных целей. Поэтому жизнь в понятии фашиста – серьезна, строга, религиозна; это жизнь, полностью включенная в мiр, основанный на моральных и сознательно ответственных силах духа. Фашист презирает "удобную" жизнь».
«Фашизм требует действенного человека, использующего всю силу воли и готового мужественно противостоять всем трудностям. Для него жизнь – борьба, так как он убежден, что на человека возложена задача завоевать действительно достойную его жизнь, создавая из самого себя инструмент (физически, духовно и нравственно) построения этой жизни. Это относится как к индивидууму, так и к нации и к человечеству. Отсюда высокая ценность культуры во всех ее формах – искусства, религии, науки, и отсюда же огромное значение воспитания, особенная ценность труда, которым человек побеждает природу и создает свой собственный мiр (в научном, политическом, моральном и духовном отношении)».
«В фашистском государстве религия считается одним из глубочайших откровений духа; поэтому она пользуется не только уважением, но и защитой. Фашизм ни в коем случае не создает себе своего "бога", как Робеспьер.., и не делает безуспешной попытки погасить Бога в душах, как большевизм; фашизм благоговеет перед Богом кающихся, святых и героев, а также перед Богом, на которого взирают и которому молятся невинные и смиренные сердца народа»…
Исходя из такого понимания нации как исторически сложившегося, личностно-духовного явления – вытекали и государственные реформы фашизма. "Тоталитарная" (в значении "всеохватывающая") форма фашистского государства как сосуда для такой нации была логичным выводом из этого цельного национального самосознания, а не приемом власти для переделки духовной природы человеческого общества (каким был тоталитаризм у коммунистов). Задачей тоталитарного государства в фашизме было – обезпечить наилучшие формы политической и социально-экономи-ческой организации нации, соответствовавшие ее духу. Поэтому же, в противовес демократической теории механического большинства, был выдвинут авторитарный принцип выделения духовной аристократии – "ведущего слоя", способного лучше понимать подлинные интересы нации и жертвенно служить ей.
Эта сторона фашистской идеологии (об оборотной стороне медали скажем далее), как и провозглашенная борьба против большевизма, космополитизма, масонства (с 1923 г.), господства "золотого тельца" – привлекала внимание и Католической церкви, поддержавшей фашистские реформы, и правых кругов Европы (партии фашистского типа возникли практически во всех европейских странах), и, конечно, русской эмиграции.
Симпатии к фашизму в русской эмиграции
Фашистские тенденции в Русском Зарубежье можно проиллюстрировать не только на примере тех организаций, которые прямо называли себя фашистскими (см. т. I, гл. 10: "Российский фашистский союз" К.В. Родзаевского; Всероссийская национал-революционная партия А.А. Вонсяцкого, издававшая журнал "Фашист"; "Российское Национальное и Социальное движение" Н.Д. Скалона в Германии), но и симпатиями к фашизму у самых широких кругов.
Так, уже в декларации молодежного съезда 1923 г., на котором была создана "Молодая Россия" (младороссы), говорилось: «Гибель русской державы и бедствия русского народа вызваны преимущественно распространением и осуществлением ложных и губительных учений и теорий, разными путями ведущих к разрушению основ человеческого общежития: религии, семьи, гражданственности и, наконец, государства… Масонство и интернациональный капитал, в большой своей части сосредоточенный в руках еврейства, суть наиболее сильные отрицательные факторы современной мiровой жизни. Они умело направляют и поддерживают указанные учения и течения… для осуществления своего господства над мiром… Возвращение человеческого общества к заветам Христа, к вечным и непререкаемым идеалам, возрождение в искусстве и литературе, оздоровление быта, объединение сильных духом людей на началах здорового национализма и патриотизма являются непременным условием для действенного сопротивления доброго начала злому… Все растущие и с каждым днем усиливающиеся во всех государствах и среди всех народов молодые национальные движения суть положительные факторы, коим суждено преодолеть современную болезнь человечества… Взаимная поддержка и объединение этих движений в мiровую силу есть единственное средство борьбы с единой, а поэтому мощной силой зла, ныне завладевающей мiром»…
Крупнейшая правоцентристская газета эмиграции "Возрождение" с момента своего создания (1925 г.) уделяла большое внимание итальянскому фашизму. Ее первый редактор, "консервативный либерал" П.Б. Струве писал: «Фашизм – крупное духовно-политическое явление». Ю.Ф. Семенов (следующий редактор газеты) и К.И. Зайцев (будущий архимандрит Константин) готовили доклады для "Школы фашизма". А.В. Амфитеатров опровергал "жестокости" фашизма и публиковал о нем хвалебные статьи, как и В.В. Шульгин; кн. Г.Н. Трубецкой считал, что «должен создаваться русский фашизм».
На Зарубежном съезде в 1926 г. (организованном газетой "Возрождение") был с большим интересом воспринят доклад В.Н. Новикова о фашизме, в том же году "Возрождение" издало его книгу на эту тему. (Как уже отмечалось в т. I, многие из авторов "Возрождения", симпатизировавших фашизму, поначалу были масонами, и поскольку европейское масонство выступило против фашизма, объединившись с коммунистами в "Народный фронт" – это стало одной из главных причин выхода патриотически настроенных русских эмигрантов из масонских лож.)
Немецкий историк Х. фон Римша, желая подчеркнуть положительное значение эмигрантского Зарубежного съезда 1926 г., писал тогда же, что именно на этом съезде возник "русский фашизм": это и надпартийный настрой съезда, и выдвижение авторитарного вождя (Великого Князя Николая Николаевича), и подчеркивание консервативных национальных ценностей, и понимание задач эмиграции как жертвенного служебного "ордена". На всем этом в русской эмиграции, по выражению кн. Г.Н. Трубецкого, возник "союз воли и интеллекта" – в этом была основная черта тогдашнего "русского фашизма".
Еще больший интерес к фашизму и национал-социализму русская эмиграция проявила в 1930-е гг., когда эти режимы не только предотвратили захват власти коммунистами в своих странах, но и создали "Антикоминтерновский пакт" (Берлин–Рим–Токио). Этот пакт провозгласил всемiрную борьбу против коммунизма – в отличие от демократий, продолжавших "торговать с людоедами" и даже создавших вместе с ними антифашистский "народный фронт". (В этом, повторим, коренятся основные причины того, почему в годы Второй мiровой войны подавляющее большинство русских эмигрантов в Европе выбрало сторону гитлеровской коалиции, а не западных демократий, поддержавших сталинский СССР.)
Находясь в антифашистской Франции, глава РОВСа (Русского Обще-Воинского Союза, объединявшего практически всю военную эмиграцию) генерал Е.К. Миллер писал в 1937 г.: «Мы, чины РОВСа, являемся как бы естественными, идейными фашистами. Ознакомление с теорией и практикой фашизма для нас обязательно». А парижское "Возрождение" в те годы открыто поддерживало уже не только фашизм, но и германский национал-социализм.
В том же Париже еще громче заявлял об этом в своей газете "Сигнал" генерал А.В. Туркул, глава более правой, отошедшей от РОВСа военной организации РНСУВ (Русский Национальный Союз участников войны): «Наш идеал – фашистская монархия».
Редактор "Сигнала" полковник Н.В. Пятницкий подчеркивал, что фашизм – это «служение Отечеству и Нации» с идеалом «сурового и мужественного самоотречения»; «сущность фашизма заключается: 1) в его духовности, 2) в его государственности, 3) в его динамичной действенности, 4) в его суровой иерархичности, скованной дисциплиной, и 5) в его реформаторском стремлении к новому порядку социальной справедливости». Девиз "Сигнала": «Бог, Отечество, социальная справедливость» был также вполне фашистским, как и девиз дальневосточных русских фашистов: «Бог, нация, труд».
В.С. Варшавский не без оснований (хотя и с преувеличениями) относит к русскому фашизму также НТСНП, младороссов, национал-максимализм, даже евразийство, которое «с его идеократией, "симфоническими личностями", правящим "эйдократическим" отбором, корпоративным государством и отрицанием демократии как режима партийной анархии, было в сущности, несмотря на "уход из Европы", только (русским. – М.Н.) вариантом европейского фашизма».
К таким "фашистам" Варшавский мог бы отнести и Франка ("Крушение кумиров") и Бердяева ("Новое средневековье"), которых он подвергает резкой критике за антидемократическое влияние на евразийцев, младороссов и другие пореволюционные течения, в то же время признавая в этом общий «дух времени»: «Убеждение Бердяева и евразийцев в утопичности русского конституциализма разделялось в то время большинством эмиграции».
От этих "фашистских" течений Варшавский отделяет лишь журнал "Новый град" – но скорее по формальному признаку: по положительному отношению к слову "демократия", хотя существенной разницы (как видно выше по "новоградским" цитатам Степуна) здесь не было. Другой редактор журнала, Федотов, называл демократическим движением и сам фашизм, как и Бердяев – хотя под демократией каждый понимал свое и относился к ней по-разному. (У Варшавского в оценке достоинств демократии превалируют критерии "свободы от", а не "свободы для" – именно поэтому он не почувствовал, что критическое отношение Русского Зарубежья к бездуховной демократии не было ни эмигрантским "комплексом неполноценности", ни подражательством "фашизму", а возникло самостоятельно по типично русским причинам.)
Некоторые политические симпатии к фашизму (в основном из-за его антибольшевизма) можно было найти даже на левом фланге Русского Зарубежья. Так, разочарованный в надеждах на помощь "братьев" по западным ложам Б.В. Савинков в 1924 г. заявил, что ему «фашизм близок и психологически, и идейно», ибо он «за действие и волевое напряжение в противоположность безволию и прекраснодушию парламентской демократии»; он желал бы фашизм и для будущей России. И социалистический "патриарх" Н.В. Чайковский незадолго до смерти (1926 г.), будучи главой крупнейшей масонской ложи "Астрея" в Париже, писал: «Крестьянский фашизм.., по-моему, представляет при настоящих условиях ту антитезу большевизма, которая идет на его смену».
Русский фашизм как «идеал православного царства»
И здесь надо подчеркнуть главное в оценке "русского фашизма" и его сторонников: мiровоззренчески он был совершенно иным явлением, чем фашизм западноевропейский.
Фашизм в Европе стал "революционной" реакцией прежде всего на вырождение европейской же либеральной демократии – но при отсутствии четких духовных ориентиров новые идеи разрабатывались на сомнительных "новаторских" путях. Русский же фашизм был не новаторской, а контрреволюционной реакцией и на западную демократию (в лице российского революционного феврализма), и главным образом – на большевизм, и стремился к восстановлению русского православного пути.
На Западе парламентарная демократия естественно зародилась и прижилась из протеста против произвола длительного абсолютизма (не ограниченной нравственными законами власти монарха: «Не подлежит сомнению, что по всей Европе практика абсолютизма чрезвычайно способствовала росту демократической идеи», – писал теоретик русской монархии Л.А. Тихомиров).
Но в России до Петра I не было абсолютизма (власть русского Царя понималась как особое служение Богу в симфонии с Церковью, и послушание монарху было ограничено этим условием), а демократия была, как уже сказано, иная: соборного духа. Лишь реформы Петра внесли западный дух, переняв из Европы и абсолютизм, и одновременно западническую "просвещенческую" оппозицию ему. Несмотря на последующее постепенное возвращение русской монархии от абсолютизма к православному самодержавию – "просвещенские" атаки либерализма, подпитываемые с Запада, опередили этот процесс и подготовили либеральную революцию (Февраль‒март 1917). Однако она не привилась, ибо в народе почвы для либерализма не было; эта революция вылилась в конвульсию Октября, породив в конечном итоге (хотя и не сразу) русскую консервативную контрреволюцию против всего 1917 года в целом…
Поэтому "русский фашизм", в отличие от западного, не был "новаторским революционным творчеством" (даже если такие претензии у пореволюционных течений и были, особенно у солидаристов). Русским не нужно было изобретать ни "новую религию" (все русские "фашистские" организации действовали с благословения православного духовенства), ни новый общественный идеал, ибо он в русской традиции давно существовал: Святая Русь.
Самые ярко выраженные – дальневосточные – русские фашисты видели истоки своей корпоративистской идеологии именно в идеале Святой Руси и в Земских Соборах ХVII века: «Земский Собор есть чисто русское самобытное установление, в котором фашистские принципы появились задолго до появления Фашизма в Италии». В "Азбуке фашизма" подчеркивались истоки "русского фашизма" во всем историческом прошлом Русского государства:
«Завещанная русским историческим прошлым русская национальная идея покоится на Православии, Российском великодержавии и стремлении к социальной справедливости, что наиболее ярко формулировано национальным идеалом "СВЯТАЯ РУСЬ"… Мы видим постоянную тягу русского народа к трем руководящим идеям Русского Фашизма. Идея религиозная, Православие… Идея национальная – идея Русской Земли, доминирующей над отдельными частными интересами… Идея социальной справедливости… в форме служило-тягловой монархии… Крупицы Русского Фашизма разбросаны, следовательно, по всей русской истории – вплоть до последнего петербургского периода, когда Русская Нация подпала под влияние Запада; историческая задача В.Ф.П. – собрать эти крупицы, завершить процесс исторических исканий Русского народа».
К.В. Родзаевский заявлял, что именно этим идеалом «руководствовались Российские Фашисты, избирая Святого Владимiра в 1931 году своим Небесным покровителем, устанавливая в 1933 году имянины своей организации – годовой фашистский праздник 15 (28) июля, дополняя партийный значок в 1936 году религиозным знаком с изображением Святого Владимiра».
Представитель Имперского союза писал: «Все мы так или иначе симпатизируем фашизму», однако, «обращаясь умом и волей к России грядущей, по-русски фашистской, национальной, ощущаем и носим в сердце наш вековечный древний, но вечно юный идеал Святой Руси, – идеал православного царства».
На верности тем же православным идеалам подчеркнуто основывалось и Российское Национальное и Социалистическое движение в гитлеровском Берлине.
В программных разработках туркуловского РНСУВа также отмечалось, что «задача Национальной Диктатуры – помочь Российской нации встать на ее исторический путь», и это не значит «копировать Муссолини… Россия не Италия, и у нас свой исторический опыт».
Так что русским незачем было все это заимствовать у иностранного фашизма. Наоборот: фашизм безсознательно стремился осуществить национальный идеал, близкий к русскому, как это в конце 1930-х гг. отметил И.А. Ильин: «Государство не есть механизм состязающихся корыстей, но организм братского служения, единение веры, чести и жертвенности: такова историко-политическая основа России. Россия стала отходить от нее и сокрушилась. Россия вернется к ней опять. Фашизм не дает нам новой идеи, но лишь новые попытки по-своему осуществить эту христианскую, русскую национальную идею применительно к своим условиям».
Да и Тихомиров задолго до всякого фашизма писал в начале ХХ века о необходимости исконно русского корпоративизма в условиях монархии: «необходимо заботиться о поддержании здорового социального строя, т.е. такого, при котором необходимое расслоение нации на слои и группы производится без помех, но и без доведения до разрыва, до забвения общности интересов. Средства для этого дает организация этих слоев и групп. Здесь вопрос не в простой свободе союзов и корпораций, каковая хотя и необходима, но имеет отношение скорее к личным правам. Социальная организация, во всех ясно обозначившихся классах, должна быть обязательною». «Зародыши солидарности имеются повсюду, не только между различными слоями рабочих, но даже между самими рабочими и хозяевами». «Разнородность слоев… требует, чтобы каждый из этих слоев был организован в особую корпорацию, но чтобы точно так же имелась и общая для всех организация, объединяющая их в том, где они являются сотрудниками одного целостного дела».
В западном фашизме русская эмиграция надеялась найти прежде всего долгожданного союзника для своих политических целей, которые, как тогда казалось, совпадали с целями западного фашизма в противостоянии коммунизму и его союзнику – масонской демократии. Впервые, казалось, у русской эмиграции, преданной демократиями, появился такой союзник. Но европейский фашизм зашел в тупик вследствие застарелого порока западной цивилизации: ее рационалистического (по сути нехристианского) духа. Именно поэтому Запад никогда не понимал Россию, судя по своему подобию обо всех ее государственных интересах, духовных ценностях, исторических переменах. Поэтому и западный фашизм, политически возглавленный, к сожалению, Гитлером, не понял масштаба стоявшей перед мiром духовной задачи и не стал союзником русской эмиграции.
О духовном отличии устремлений русской эмиграции от западного фашизма свидетельствует и критический анализ уже начального периода фашизма в работах всех эмигрантских авторов, интересовавшихся этим течением.
Так, П.Б. Струве писал в "Возрождении" в 1927 г.: «Фашизм – крупное духовно-политическое явление. Он очаровывает и зачаровывает. В этих очарованиях есть, однако, не только красота, но и опасности. И опасности не только опошления, но и падения… Фашизм, как всякое героическое направление ума и воли, а также все видоизменения его в других странах и других средах должны – блюсти себя». Еще ранее в редакционной передовице "Возрождение" отмечало «опасные уклоны и роковые соблазны, угрожающие фашизму», из них «опаснейший – это запальчивое небрежение к основам (не к формам только!) современного правового государства.
"Новый град" заявлял в том же духе: «Против фашизма и коммунизма мы защищаем вечную правду личности и ее свободы»; сразу же после прихода к власти Гитлера редакция заявила, что «Гитлер предает не только мало дорогую ему в сущности идею христианства, он предает и свою величайшую идею: нации, обосновывая ее не духовно-личностно, а биологически, кровью. «Дух должен проснуться в человеке. Из единого духовного центра должна строиться вся его жизнь. Все социальные отношения должны вновь сделаться, как некогда, органами религиозного всеединства, чтобы правда об органическом обществе не превратилась в новую ложь. Фашизм смутно предчувствует эту правду, но – сам последнее порождение механического века – несет в себе новые опасности духу, еще не до конца задохнувшемуся в буржуазном тлении. Только христианство может дать крылья рождающейся социальной демократии и спасти ее, а вместе с ней и всю культуру старой Европы…».
Младороссы, призывая учиться у фашистов практической работе, мужеству и энергии, тоже отмечали «внутреннюю разнородность христианства и фашизма»; «невольно приходят в голову сомнения, не явится ли создаваемый им уклад ужасным гнетом над жизнью каждого гражданина».
РТХД подчеркивало: «Российское возрождение, несомненно, будет во многом духовно родственно итальянскому фашизму. Но оно не будет русским, если сведется к рабскому повторению… Еще более это относится к упрощенным попыткам повторения германского опыта для спасения России». Ибо в России иные нравственные традиции, которые «совсем не похожи на те чуждые русскому человеку отношения, какие породила теория рас». «Нет, нужно что-то еще, фашизму родственное, по тому же пути идущее, но более сильное, более глубинное, русское и общечеловеческой современной маятной душе созвучное».
Газета НТСНП в конце 1930-х гг. (которой часто приходилось менять название) поместила много статей о фашистских реформах в Италии, Германии, Австрии, Испании, Португалии – однако назвала фашизм идеей, «объективно для России абсурдной». Даже в оценке христианского испанского национал-синдикализма НТСНП отмечал подход «только с точки зрения производственной. Материализм современности сказался и здесь. Им страдают, надо сказать, и все социал-реформаторские системы нашего времени. В этом их недоконченность как мiровоззрения…».
НТСНП заявлял в своем идеологическом учебнике: «…мы стремимся выработать свою, российскую систему национального и социального сотрудничества – российского национально-трудового солидаризма… Изучая русскую общественную жизнь, мы видим ее истоки еще в Киевской Руси…: каждое сословие имело свои обязанности во имя общего целого. Православие, которое представляло стержень мiропонимания русских людей того времени, всячески содействовало… этой солидарности». Глава НТСНП писал: «Найти нашу российскую правду мы можем только в глубине нашего национального самосознания. Найдя же, – отделить ее от временных отживших форм и перелить в формы сегодняшнего дня. Для нас она – в извечном устремлении нашего народа к Божией и социальной правде на земле. Нынешнее и грядущее оформление национальной идеи – Национально-Трудовая Россия».
Сам Варшавский, порицая "пореволюционные" организации за увлечение фашизмом, признавал отличие "русского фашизма" от западного: «Солидаризм есть фашизм» – но в то же время «не более, не менее как применение к социальной жизни начал абсолютной евангельской морали»; как младороссы, так и солидаристы видели в корпоративном государстве – «государство христианское, воплощающее заветы "Русской правды"». «Солидаристы вели свою родословную не от какого-либо определенного течения русской мысли 19-го века, а от всего русского прошлого, выросшего "из религиозных корней Православия, с его жизнью сердца, чувством совести, милосердия, братства, жертвенности, служения, терпения, верности"».
+ + +
В наши дни немало авторов (как антифашистов, так и неофашистов – каждые в своих целях) судят о поисках русской эмиграции того времени совершенно неисторично и ненаучно, ретроспективно применяя к оценке прошлого даже современное левацкое и советское значение слова "фашизм" в смысле гитлеризма. Особенно стараются очернители белой эмиграции, объясняя ее тогдашние идейные искания "подражательством фашизму" и "восхищением гитлеровским режимом". "Третьеэмигрантский" советолог А. Янов, ссылаясь на "исследование" своего cоплеменника, уже упоминавшегося в томе I американского стратега У. Лакёра, утверждает даже обратную закономерность: оказывается, «сама "идея… отождествившая большевизм с мiровым еврейством", была внушена Гитлеру русскими эмигрантами», проповедниками "русской идеи"….
Однако для Русского Зарубежья идеология фашизма была не идеалом, а предметом изучения. Дух её оказался во многом чужд и неприемлем. 