Сегодня ✠МЫ-ИКС✠ вспоминаем не иуд-декабристов, а главного защитника Русской Монархии, героя антидекабриста генерала Милорадовича.
В галерее Военной средь многих портретов
Генералов лихих бонапартовых лет,
Среди блеска мундиров, крестов, эполетов,
Есть и этот блистательно–гордый портрет:
Милорадович!
Молнии яростных схваток
Будто светят из мрака времён, –
Век земной у героя безжалостно краток,
Но прекрасен, как шелест знамён.
Это счастье, сверкая суворовской шпагой,
Гарцевать на виду у врагов,
Для Европы, залитой кровавою брагой,
Став подобьем античных богов,
И, упав пред мятежным каре на Сенатской,
Прошептать в вечер страшного дня:
"Слава Господу,
Смерть не от пули солдатской,
То – великая честь для меня!"
27 декабря (14 декабря по старому стилю) 1825 года группа заговорщиков вывела на Сенатскую площадь солдат. Мятежные полки построились в каре около памятника ПетруI и были готовы в любой момент перейти в наступление по приказу офицеров, вообразивших, что именно они вольны решить судьбу России. О беспорядках в городе было доложено генерал-губернатору Петербурга графу Михаилу Милорадовичу и тот незамедлительно отправился на Сенатскую площадь. Прославленный генерал подъехал к каре мятежников и, приподнявшись на стременах, обратился к солдатам: «Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?» На площади стало тихо — там оказалось много солдат, хорошо знавших легендарного генерала. Декабрьский мятеж мог закончиться мирно, но в следующее мгновение пытавшийся предотвратить кровопролитие Милорадович был смертельно ранен. Бунт был подавлен только к ночи, на Сенатской площади остались сотни погибших. И этих господ, не погнушавшейся последней подлостью, в нашей стране долгое время принято было принято романтизировать, рассуждая об их возвышенных намерениях (что они собой представляли в реальности видно по одному этому подлому убийству). А ученик и любимец Суворова, в действительности сделавший для Отчизны очень многое, напротив был надолго позабыт.
В первой четверти XIX века лубочные портреты Михаила Милорадовича — "русского Баярда, рыцаря без страха и упрека",как его называли современники — украшали крестьянские избы и придорожные постоялые дворы. А рассказы о его подвигах передавались из уст в уста. Рассказывали, например, о неком безымянном сражении, в котором солдаты графа Милорадовича никак не могли взять вражескую батарею. Тогда, чтобы воодушевить своих бойцов, Михаил Андреевич бросил кучу георгиевских крестов на позицию врага и крикнул: «Собирайте!» После этого солдаты бросились в очередную атаку и наконец взяли батарею. Те, кто остался в живых, оставили собранные знаки отличия себе.
Война была родной стихией графа Милорадовича. В мирное время он грустил и скучал, повторяя: "Войны нет!". Михаил Милорадович начал свой боевой путь в 1790 году — в чине поручика лейб-гвардии Измайловского полка он принял участие в кампании против шведов. В финале славной дороги протяженностью почти в четверть века 18 марта 1814 года под Парижем Милорадович в чине генерала от инфантерии командовал гвардиями всех союзных войск.
Граф принял участие в 52 сражениях, но ни разу не был ранен. Храбрый генерал Ермолов, будущий "проконсул Кавказа", сказал ему однажды: "Надобно иметь запасную жизнь, чтобы быть везде с вашим превосходительством". Граф Милорадович заслуженно считался живой легендой. "Живи Милорадович несколько столетий тому назад, героическая личность его неминуемо обратилась бы в миф народных сказаний", — написал в октябре 1869 года историк Михаил Семевский.
***
Прославленный герой происходил из сербского дворянского рода Милорадовичей -Храбреновичей. После Полтавской победы , Пётр Великий решил, что Россия может принести свободу славянским народам Балкан, которые томились под османским владычеством. Для реализации этого амбициозного проекта русские дипломаты стали активно вербовать местные кадры. Среди таковых оказался уроженец Герцеговины, серб по национальности, Михаил Милорадович.
Поступив на русскую службу, Милорадович ездил в Черногорию, чтобы призвать местное население на совместную борьбу с турками. Со своей задачей он справился, однако смелая затея Петра I завершилась неудачей. Впрочем, Михаил Милорадович остался на русской службе полковником Войска Запорожского. И стал основателем русской ветви Милорадовичей,
2 октября 1771 года — 250 лет тому назад в имением Воронки в Лубенском уезде Киевского наместничества на свет появился правнук основателя рода и его тёзка, Михаил Милорадович. Его отец Андрей Милорадович во время Семилетней и русско-турецких войн сражался под командованием легендарного полководца Александра Суворова. Более того — они были хорошими друзьями. В октябре 1773 года Суворов отправил Милорадовичу-старшему такое письмо: «Милостивый Государь мой Андрей Степанович. При отъезде моем цалую Вас! Не забудь меня. Благодарствую Ваше Превозходительство за Вашу благосклонную дружбу». Андрей Милорадович был назначен черниговским наместником и оставался в этой должности больше 15 лет. Его супруга, Мария Горленко, была дочерью Андрея Горленко, последнего Полтавского полковника войска Запорожского. Ее дядя по отцу, Иоаким Горленко, в монашестве Иоасаф был наместником старейшей в России Троице-Сергиевой лавры, а позже был прославлен в лике святых как святитель Иоасаф Белогородский…
По традиции тех времён, Андрей Милорадович записал новорождённого сына в гвардию, дабы к моменту реального поступления на службу тот имел уже достаточно высокий чин. Семилетний Миша Милорадович был отправлен для обучения за границу, где провёл десять лет. В Германии и Франции он изучал французский и немецкий языки, арифметику, геометрию, историю, архитектуру, юриспруденцию, рисование, музыку и фехтование, а также военные науки: фортификацию, артиллерию и военную историю.
Вернувшись в Россию в возрасте 17 лет, Михаил приступил к военной службе в чине прапорщика Измайловского лейб-гвардии полка, в который был зачислен еще в детстве. Он участвовал в русско-шведской войне 1788 — 1790 годов. В 1796 году Михаил Милорадович уже имел чин капитана, а через два года стал генерал-майором и командиром Апшеронского мушкетерского полка.
Милорадович участвовал в Итальянском и Швейцарском походах Суворова в 1799 году. В самом начале Итальянского похода командир Апшеронского полка прекрасно проявил себя в кровопролитном бою при Лекко — победу русской армии принесли именно решительные и смелые действия молодого генерала.
Суворов приблизил его к себе, сделал своим дежурным генералом. Во всех сражениях Михаил Милорадович неизменно шёл в атаку впереди своего полка, и не раз его пример оказывался решающим для исхода боя.
В бою при Басиньяно Милорадович со знаменем в руках лично возглавил штыковую атаку. (За этот подвиг Михаил Андреевич был награжден командорским Крестом Св.Иоанна Иерусалимского. Стоит отметить, что во время царствования императора Павла награждение Мальтийским Крестом было выражением личного благорасположения государя)
В сражении при Нови войска под командованием Милорадовича и Багратиона внесли решающий вклад в победу, разгромив французские части, оборонявшиеся в центре позиции. Удар отряда Милорадовича предопределил разгром французских войск, оборонявших у озера Обер-Альп подступы к Сен-Готардскому перевалу.
А когда солдаты остановились в нерешительности перед обледенелым спуском, внизу которого их ждали французы, Милорадович крикнул: «Ну, посмотрите-ка, как возьмут в плен вашего генерала!» — и с этими словами покатился со спуска. Все солдаты последовали его примеру. Неприятель открыл жестокий ружейный огонь; но "толпа храбрых, как будто ниспадавшая с облаков лавина, обрушилась, смяла, раздавила и рассеяла неприятелей". За этот подвиг был Милорадович награжден Орденом св.Анны Первой степени. Позже Суворов заявил, что «Милорадович свой воинский долг свершил славно и достойно, а посему заслуживает большего признания». И представил Милорадовича к Ордену св.Александра Невского.
Деятельное участие принял Михаил Андреевич и в боях за Альпами, способствуя выходу армии Суворова из окружения.
После окончания европейской кампании в течение пяти лет Милорадович нёс службу с полком на Волыни. В 1805 году Милорадович командовал пехотной бригадой в армии другого великого русского полководца, Михаила Кутузова. В составе сил антинаполеоновской коалиции он участвовал в сражениях при Кремсе и Аустерлице. При Аустерлице Милорадович возглавлял контратаки, пытаясь отбить у Наполеона стратегически важные Праценские высоты. За проявленную доблесть он был награждён орденом св.Георгия 3-й Степени и получил чин генерал-лейтенанта. Царь Александр I, отмечая очередной подвиг Милорадовича, отметил: «Вот генерал, который достал себе чин штыком!»
С 1806 по 1812 годы генерал Милорадович отметился в боях на русско-турецкой войне. Во главе корпуса он в 1806 году освободил от турок Бухарест, за что был пожалован золотой шпагой с алмазами и надписью «За храбрость и спасение Букарешта». В июне 1807 года в битве при Обилешти разгромил втрое превосходящие силы турецкой армии. А 29 сентября 1809 года за победу при Рассевате Милорадович был произведён в генералы от инфантерии. Тогда ему было всего 38 лет..
***
В 1810 году Михаил Милорадович был назначен киевским генерал-губернатором. Он старался создать для горожан наилучшие условия. А после масштабного пожара 1811 года, уничтожившего значительную часть Киева, Милорадович, обратившись за помощью к частным лицам, очень скоро смог наладить в городе нормальную жизнь.
Но его губернаторство оказалось недолгим. Летом 1812 года Милорадович, собрав по приказу Александра I в южных регионах империи 15-тысячное подкрепление, выдвинулся в район между Калугой, Волоколамском и Москвой, а затем присоединился к основным силам русской армии. Милорадович прибыл в действующую армию накануне Бородинского сражения и принял под командование правое крыло Первой армии Барклая де Толли. Адъютант Милорадовича Фёдор Глинка писал: «Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал её и дружески разговаривал с солдатами… Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху».
За Бородинскую битву Милорадович был удостоен высокой награды — алмазных знаков ордена Св. Александра Невского. Однажды, рассказывая с жаром об этом сражении, он говорил: "Как град сыпались на нас ядра, картечи, пули, брильянты!"
После битвы генералу Милорадовичу досталась сложная задача: его войска прикрывали отход армии, и должны были позволить основным силам отойти от Москвы, не ввязываясь в тяжелые бои. Преследовали русских части маршала Мюрата. Милорадович вступил в переговоры с Мюратом и предупредил, что если тот не позволит русским частям спокойно отойти, французов ждут уличные бои до полного разрушения Москвы. Французский маршал посчитал, что ввязываться в подобную драку себе дороже и отступлению не препятствовал.
В битве под Малоярославцем Милорадович успел вовремя прибыть на помощь корпусам Дохтурова и Раевского, которые остановили продвижение и французов в южные губернии. За стремительный переход войск от Тарутина к Малоярославцу Кутузов назвал Милорадовича "крылатым".
Наполеон вынужден был отступать из России по разорённой Смоленской дороге, где некогда непобедимое воинство таяло под ударами партизанских отрядов. Так при преследовании наполеоновской армии арьергард Милорадовича превратился в авангард русской армии. Совместно с донскими казаками атамана Платова была одержана блестящая победа под Вязьмой. По Смоленской дороге из Москвы в сторону западной границы двигались сильно растянувшиеся войска наполеоновской армии. Милорадович пропустил поляков Понятовского, а затем ударил по следовавшим за ними итальянцам. Итальянцы разбежались, а бойцы Милорадовича перекрыли Смоленскую дорогу. Следовавший за итальянцами корпус Даву оказался в клещах. На арьергард французов уже наседали казаки Платова и дивизия Паскевича. Богарне и Понятовский вернулись на помощь окруженному Даву. Соединёнными усилиями французы оттеснили русский заслон с дороги. Однако соединение корпуса Даву с остальными проходило под плотным фланговым оружейно-пушечным огнём. Отойдя к Вязьме, где находился маршал Ней, французы безуспешно пытались организовать оборону. Но Милорадович выбил вдвое превосходящие силы противника и гнал французов с поляками до самого Дорогобужа. Отступление наполеоновских войск проходило в крайне тяжелых условиях: казаки Платова уничтожали все мелкие отряды, которые отклонялись в сторону от дороги в поисках провианта для солдат и фуража. А на следующий день пошёл первый снег. Это окончательно доконало уставших и надломленных поражениями воинов Великой Армии Наполеона, которая стремительно превращалась в толпу побросавших оружие бродяг. И в том, что отход французов из вынужденного тактического маневра превратился в катастрофическое бегство, есть немалая заслуга авангарда Русской Армии под командованием генерала от инфантерии Милорадовича.
Во время сражения при Красном в 1812 году, едва генерал в парадном мундире предстал перед войсками, во всех полках раздалось: "Ура! Поздравляем с днем ангела нашего отца!". Солдаты решили, что в этот день их любимый начальник празднует свои именины. В этот момент из леса стала выдвигаться первая колонна французских войск. "Солдаты, — сказал Михаил Андреевич, обращаясь к Павловскому гренадерскому полку, — благодарю вас за поздравление и дарю вам эту колонну". Гренадеры ударили в штыки — и неприятельская колонна исчезла. Молва о таком подарке скоро разошлась по всему русскому воинству и была запечатлена в лубочных картинках. Солдаты Апшеронского полка, которым командовал Милорадович во время Швейцарского похода, с важностью толковали солдатам других полков: "Ребята! Для нас бы наш отец не пожалел и двух французских колонн. Своя рубашка ближе к телу".
Солдаты обожали Милорадовича. На вопрос, как он заслужил такую любовь, генерал отвечал обстоятельно и откровенно: "Искусство не трудное: никогда не заставлял я войско ждать меня ни в походе, ни на учебном месте; ездил не за колоннами, не в экипаже, но все верхом на лошади, всегда в виду солдат; не изнурял их на войне пустыми тревогами; являлся первый в огонь; при несчастных случаях был веселее обыкновенного".
"Вождь полков и вождь сердец!" — пелось о Милорадовиче в солдатской "Авангардной песне.
Из всех генералов Отечественной войны 1812 года лишь только одному Милорадовичу царь позволил носить на войне Знак отличия Военного ордена — Георгиевский крест, учрежденный им для награждения солдат и унтер-офицеров."Носи солдатский крест, — сказал ему Александр — ты друг солдат!"
В годы наполеоновских войн именно он, "друг солдат", был самым популярным и самым любимым военачальником Русской армии. Свидетельством тому "Солдатская песня о графе Милорадовиче".
Друзья, враги грозят нам боем
Уж села ближние в огне;
Уж Милорадович пред строем
Летает вихрем на коне
Идем, идем, друзья, на бой;
Герой, герой нам смерть сладка с тобой!
Для своих подчиненных он не жалел ничего. После одного из сражений генерал увидел сильно изрубленного гусара Белорусского гусарского полка. "Сколько у тебя ран?" — "Семнадцать!" был ему ответ. Тут же, на месте, Милорадович отсчитал гусару 17 золотых червонцев, за каждую рану по одному.
В Италии, Германии, Франции и Валахии он осыпал наградами художников, являвшихся к нему со своими произведениями — особенно, когда они изображали какой-нибудь подвиг русского оружия.
Даже неприятели дивились рыцарскому бесстрашию и беспримерной смелости отважного генерала, который перед каждым сражением одевался нарядно и щеголевато, как на бал.
Его слову верили даже враги. После тяжкой битвы с поляками в окрестностях Москвы, генерал Милорадович сообщил польскому парламентёру: «Вчера поляки отважно сражались. Но и героям нужно поесть. Сообщите вашим, что провизию можно приобрести в том-то и том-то селе, а я прикажу, чтобы наши пока не беспокоили».
В дальнейшем Милорадовичу была поручена военная и одновременно дипломатическая миссия по занятию герцогства Варшавского. Александр I был доволен тем, что Милорадович тактично добился ухода с территории герцогства австрийцев и обеспечил бескровное занятие Варшавы.. В заграничном походе генерал вновь покрыл себя славой: командуя гвардией в «Битве народов» под Лейпцигом он выстоял под натиском лучших наполеоновских частей. За заграничный поход Михаил Милорадович был возведён, с нисходящим его потомством, в графское Российской империи достоинство. Но детей у него, увы не было — Михаил Милорадович так и не женился.
***
В 1818 году ему был доверен пост санкт-петербургского военного генерал-губернатора. На Милорадовича были возложены заботы о состоянии не только воинских, но и гражданских дел.
Так герой войны стал настоящим хозяином столицы империи. Он погрузился в рутину административных дел, занимаясь то обустройством больниц и других социальных заведений, то кабаками. Количество питейных заведений при Милорадовиче было сокращено, а на азартные игры там и вовсе был наложен строжайший запрет.
Хотя боевого генерала больше привлекала военная служба, к своим обязанностям по руководству столицей он относился очень добросовестно. Во время ликвидации последствий различных чрезвычайных происшествий, в частности наводнений, он демонстрировал энергичность и распорядительность.
В 1820 году из-за стихотворений, критиковавших власть, Александр Пушкин попал в поле зрения надзорных органов. Александра Сергеевича вызвали к генерал-губернатору. В кабинете Милорадовича Пушкин по собственному почину написал "целую тетрадь" всего, что было им сочинено (кроме напечатанного) "с отметкою, что мое, а что разошлось под моим именем". Честность поэта восхитила генерал-губернатора, и он от имени Царя объявил Пушкину прощение. Звание генерала, состоящего при особе Его Величества, с 1813 года носимое Милорадовичем, давало ему право объявлять словесные повеления Царя, которые с этого момента приобретали силу закона. В письме к Жуковскому от начала мая 1820 года С.Л. Пушкин писал: "Что касается графа Милорадовича, то я не знаю, увидя его, брошусь ли я к его ногам или в его объятия". В мае 1820 года Пушкин покинул Санкт-Петербург и уехал на Кавказ, а в 1824-м вернулся домой. Этот период жизни поэта известен как южная ссылка, хотя на самом деле благодаря Милорадовичу это был всего лишь служебный перевод.
Он был знаком со многими недовольными существующим положением дел. Более того, его адъютант Федор Глинка в 1816 году вступил в «Союз спасения», а затем, когда тот распался, — в «Союз благоденствия». Впрочем, в отличие от других участников этих обществ, он придерживался умеренных взглядов. Кстати, знаменитое собрание членов «Союза благоденствия», состоявшееся в январе 1820 года, на котором они выбирали форму правления для России, проходило именно на квартире Федора Николаевича. Почти все собравшиеся тогда проголосовали за республику, лишь Глинка высказался за сохранение монархии. После распада «Союза благоденствия» он отказался от вступления в Северное общество и полностью отошел от тайных политических дел.
***
Михаил Милорадович мог отдать приказ войскам, расквартированным в непосредственной близости от царского дворца и со смутьянами на Сенатской быстро было бы покончено. Но он решил, что все можно решить бескровно, одними лишь увещеваниями. Не хотел, чтобы напрасно проливалась русская кровь. И в итоге за свое благородство заплатил жизнью.
Долгое время считалось, что Милорадович был смертельно ранен декабристом Петром Каховским, который выстрелил в генерал-губернатора Санкт-Петербурга из пистолета. Кроме того, Евгений Оболенский нанес ему несмертельное ранение штыком.
Каховский заслуженно закончил на виселице. Оболенский был осуждён по I разряду с лишением княжеского титула и приговорён к вечным каторжным работам. Его заковали в кандалы и отправили в Сибирь, но еще до прибытия осужденного в Иркутск срок каторги был сокращен до двадцати лет, потом до 15, а в конечном итоге до 13. Оболенский женился, жил в Ялуторовске, потом по манифесту об амнистии 1856 года был восстановлен в правах…
Но несколько лет тому назад два специалиста-судмедэксперта Юрий Молин и Александр Гончаров предприняли попытку реконструкции тех трагических событий с помощью судебной медицины. И выяснились весьма любопытные подробности. Возможно, настоящий убийца русского Байярда все-таки сумел избежать возмездия.
По воспоминаниям адъютанта Милорадовича Александра Башуцкого, раненого генерала на руках перенесли в здание конногвардейских казарм, во временно пустовавшую квартиру ротмистра Игнатьева. Оказать помощь на месте ранения было невозможно – на Сенатской площади начался бой
В исторической литературе написано, что первую квалифицированную помощь после ранения Милорадовичу оказал его боевой товарищ военный доктор Василий Петрашевский. Однако в одном из мемуарных источников исследователи нашли иную фамилию, даже без инициалов – Габерзанк, врач Конногвардейского полка, в казармы которого перенесли раненого. Иоганн Габерзанк, имея университетское образование, прибыл в Россию из Германии в 1810 году. Он стал военным врачом, участвовал в Отечественной войне и заграничных походах русской армии, о чем свидетельствуют соответствующие медали. Именно Габерзанк сделал первую перевязку ран Милорадовича. Позже прибыли лейб-медики Иван Рюль и Александр Крейтон, присланные Императором.
Первым из высших офицеров, увидевших раненого. Милорадовича и оставивших свидетельство об этих врачах, был генерал-адъютант Карл Толь, посланный Николаем I к умиравшему: «Граф Милорадович лежал на постели, около него стояли доктора: Рюль, Крейтон и другие, от которых узнал я, что он ранен пулею, которая, попав в правый бок, остановилась около левой лопатки, где и вырезана была. Для прислуги находились камердинер государя и несколько придворных служителей». Милорадович потребовал, чтобы операция на грудной клетке была выполнена Василием Петрашевским (Петрашевский родился в 1787 году в Полтавской губернии. С 1806 года – воспитанник Императорской медико-хирургической академии.. В 1812 году – главный хирург 2-й Западной армии, главный доктор при авангарде и аръергарде, которыми командовал Милорадович).
" После рассечения мягких тканей спины пуля, прощупывавшаяся до разреза, была извлечена щипцами. Иных медицинских данных о раневом канале нет. Учитывая состояние пациента не выше средней тяжести (контактен, ориентирован во времени и пространстве, с достаточным, предположительно, уровнем артериального давления и др.), можно предположить, что органы грудной полости повреждены не были", — констатируют исследователи.
Граф взял пулю, потребовал свечу для усиления освещения и внимательно ее осмотрел: «Слава Богу, пуля не солдатская!» Николай Арендт, на вопрос о прогнозе ранения, сказал, что безнадежных ран не бывает. «Но жизнь ваша в руках Божьих, а не моих!»
Василий Петрашевский, описывая операцию, особо отметил в своих воспоминаниях характер второй, неогнестрельной раны: «…ранение острым орудием в правый бок близ поясничных позвонков, между последним ребром и подвздошною костью, рана сия проницала до брюшной полости…» .Объясняя на допросах следственной комиссии механизм этого повреждения, Оболенский сказал, что имел намерение лишь уколоть лошадь генерала штыком, чтобы заставить Милорадовича удалиться с площади, и ранил графа совершенно случайно. И твердо стоял на этом до конца следствия. Проще говоря, отважный "спаситель Отечества" начал юлить, осознав, что сотворил.
Прекрасно осведомленный о своем состоянии, сохранявший полное сознание до наступления смертельного исхода, Милорадович хладнокровно сообщил принцу Евгению Вюртембургскому, давнему боевому товарищу, что он умирает, у него в кишках – антонов огонь . Принц привез графу личное благодарственное письмо Императора.
В два часа сорок пять минут 15 декабря 1825 года, примерно через 25–26 часов после ранения, генерал от инфантерии, генерал-губернатор Петербурга граф Михаил Милорадович скончался. Перед смертью он успел продиктовать завещание, в котором, помимо прочего, просил освободить всех своих крепостных. Император Николай I это пожелание исполнил: «вольную» получили около 1500 крестьян.
Потом в письме брату Константину Царь Николай I писал: «Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его всю свою жизнь».
21 декабря состоялись похороны героя Отечественной войны в церкви Св. Духа Свято-Троицкой Александро-Невской лавры (с 1937 года покоится в Благовещенской церкви лавры).
Давно известно, что говоря об обстоятельствах ранения графа Милорадовича, декабристы путались в показаниях. Вот характерный пример: А.Е. Розен (1988) писал: «Милорадович … спокойно въехал в каре и старался уговорить солдат, ручался им честью, что государь простит ослушание, если они вернутся в казармы. Все просили графа удалиться, князь Е.П. Оболенский взял под узду его коня, чтобы увести и спасти всадника, который сопротивлялся. Наконец, Оболенский штыком солдатского ружья колол коня его в бок… В эту минуту пули Каховского и еще двух солдат смертельно ранили смелого воина».
В так называемом «Алфавите Боровкова», помещенном в биографическом справочнике «Декабристы», написано однозначно о .Каховском: «… присоединился к Московскому полку; там застрелил графа Милорадовича и полковника Стюрлера…». Князь Оболенский, вначале отрицавший свое участие в произошедшем, дал следственной комиссии следующие показания (после нескольких очных ставок со свидетелями произошедшего): «Граф обернулся ко мне, отвечая: „Почему ж мне не говорить с солдатами?“ Я ему в третий раз повторил то же, и, видя, наконец, что он стоит на том же месте и имея шпагу в руке, не помню, у кого из рядовых взял ружье, и подошел к графу, повторяя ему, чтоб он отъехал. Граф, который стоял ко мне спиной, оборотил лошадь налево и ударил лошадь шпорами – в одно время раздался вы стрел из рядов, и я, не помню каким образом, желая ли ударить штыком лошадь, или невольным движением ударил слегка штыком по седлу и, вероятно, попал также в графа…».
Каховский, не отрицая, что стрелял в Милорадовича, указывал, что одновременно с ним в графа выстрелили еще несколько восставших человек, стоявших в каре позади Каховского. Не до конца прояснен и вопрос с очередностью ранений, колото-резаного и огнестрельного. В среде декабристов позже возникла версия, что Каховский, испытывая к Милорадовичу личную неприязнь, убил его кинжалом, который демонстрировал товарищам.
Не внесло ясности в обстоятельства ранения и обвинительное заключение, завершившее работу следственной комиссии: "Отставной поручик Петр Каховский, 27 лет, по собственному признанию, лично действовал в мятеже, возбуждал нижних чинов и сам нанес смертельный удар графу Милорадовичу и полковнику Стюрлеру и ранил свитского офицера… Поручик лейб-гвардии Финляндского полка князь Евгений Оболенский, 29 лет, по собственному признанию, приготовлял главные средства к мятежу, лично действовал оружием с пролитием крови, ранив штыком графа Милорадовича, возбуждал других и принял на себя в мятеже начальство" . Князь Евгений Оболенский в убийстве Милорадовича, в отличие от Каховского, обвинен не был.
" Для нас как судебных экспертов удивительным является факт, что следствие не предприняло ни малейшей попытки к обнаружению орудий убийства – пистолетов Каховского и других подозреваемых – для их сопоставления с пулей, извлеченной из тела Милорадовича. Результат такой баллистической экспертизы, вполне возможной для условий 1826 года, имел бы огромное значение для следствия. Следователи ограничились краткой справкой штадт-физика В.М. Петрашевского о характере ран, хранящейся ныне в деле Е.П. Оболенского , и о характере колото-резаного канала в теле оперированного. Полного судебно-медицинского исследования, в современном понимании этого действия, не было. Судя по характеру раневого канала, ранение брюшной полости было не только приникающим, но и инфицированным, с привнесением в рану частиц одежды. Время развития разлитого острого перитонита, по современным данным, тем более в организме, ослабленном одновременно и кровопотерей, составляет считанные часы, особенно при молниеносных формах. Клиника перитонита была налицо, судя по оценке самого Милорадовича об «антоновом огне в кишках». Итак, налицо неразрешенная историческая загадка, а возможно и судебная ошибка. Осталось немногое: получить разрешение руководства Государственного Эрмитажа для медико-криминалистического исследования в условиях музейного хранилища мундира генерала. Возможно, это внесет ясность в обсуждаемый материал", — констатируют Юрий Молин и Александр Гончаров.
Надпись на надгробии Милорадовича гласит: "Здесь покоится прах генерала от инфантерии всех российских орденов и всех европейских держав кавалера графа Михаила Андреевича Милорадовича. Родился 1771-го года октября 1-го дня. Скончался от ран, нанесённых ему пулей и штыком на Исаакиевской площади декабря 14-го дня 1825-го года в Санкт-Петербурге".
***
250 лет исполнилось со дня рождения русского полководца, героя Отечественной войны 1812 года, генерала от инфантерии графа Милорадовича, Михаила Андреевича (1771 – 1825).
* * *
Из воспоминаний «Письма русского офицера» Фёдора Глинки (1886 – 1880) в 1812 году адъютанта генерала М.И. Милорадовича:
«Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звёздами. Он сам одет щёгольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звёзды, на шпаге горит крупный алмаз… Средний рост, ширина в плечах, грудь высокая, холмистая, черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда ещё в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато–круглого, весёлого, открытого. Русые волосы легко оттеняли чело, слегка подчёркнутое морщинами. Очерк голубых глаз был продолговатый, что придавало им особенную приятность. Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нём могло означать какую–то внутреннюю силу, потому что щедрость его доходила до расточительности. Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал её и дружески разговаривал с солдатами… Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху. Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим».
Из биографической книги Александра Бондаренко "Милорадович":
«Я не могу передать ни интонации и выразительности его голоса, ни оживления глаз, ни движений духа, ни жеста и повременных остановок, а в этом именно главная сила и деятельность. Но вот его слова: "Солдаты! Солдаты!.. Кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом, Фер-Шампенуазом, Бриеном?.. Кто из вас был со мной, говорите?!.. Кто из вас хоть слышал об этих сражениях и обо мне? Говорите, скажите! Никто? Никто не был, никто не слышал?!"
Он торжественно снял шляпу, медленно осенил себя крестным знамением, приподнялся гордо на стременах и, озирая толпу на все стороны, с прекрасным движением руки вверх произнес величественно и громогласно:
– Слава Богу! Здесь нет ни одного русского солдата! …Долгое молчание».
«Он подскакал к группе бунтовщиков, стоявших у Сената. Он стал убеждать солдат возвратиться к долгу и чести, и те, привыкнув к нему издавна, повиновались команде: "Налево кругом! Марш во дворец! С повинной!"»
«Один из членов тайного общества, князь Оболенский, видя, что такая речь может подействовать, выйдя из каре, убеждал графа отъехать прочь, иначе угрожал опасностью».
«– Офицеры! из вас уже, верно, был кто-нибудь со мной! Офицеры! Вы все это знаете?.. Никто?
Он повторил то же, еще торжественнее:
– Бог мой! Благодарю тебя!.. Здесь нет ни одного русского офицера!.. Если б тут был хоть один офицер, хоть один солдат, то вы знали бы, кто Милорадович!
Он вынул шпагу и, держа её за конец клинка, продолжал с возрастающим одушевлением:
– Вы знали бы все, что эту шпагу подарил мне Цесаревич Великий князь Константин Павлович, вы знали бы все, что на этой шпаге написано!.. Читайте за мной (он будто указывал буквы глазами и медленно громко произносил): "Дру-гу мо-е-му Мило-ра-до-ви-чу"… Другу! А?., слышите ли? другу!.. Вы знали бы все, что Милорадович не может быть изменником своему другу и брату своего Царя! Не может! Вы знали бы это, как знает о том весь свет!
Молчание святое, мёртвое. Он медленно вложил в ножны шпагу.
– Да! Знает весь свет, но вы о том не знаете… Почему?.. Потому что нет тут ни одного офицера, ни одного солдата! Нет, тут мальчишки, буяны, разбойники, мерзавцы, осрамившие русский мундир, военную честь, название солдата!.. Вы – пятно России! вы – преступники перед Царём, перед Отечеством, перед Светом, перед Богом! Что вы затеяли? Что вы сделали?
Возраставшего оживления его слов, возвышения его голоса, огня движений, жестов передать невозможно. Они лились, как электрический ток. Подняв высоко руки, он уже не говорил, а гремел, владычествовал, повелевал толпой. Люди стояли вытянувшись, держа ружья под приклад, глядя ему робко в глаза. Он продолжал, усиливая своё на них действие:
– О жизни и говорить нечего, но там… там, слышите ли? у Бога!.. Чтоб найти после смерти помилование, вы должны сейчас идти, бежать к Царю, упасть к его ногам!! Слышите ли? Все за мною!., за мной!
Он взмахнул руками. Это движение было невыразимо, бесподобно! Толпа солдат шатнулась, она непременно побежала бы за ним, можно было поклясться в том. Звонкий, одновременный темп отданной ему воинской почести и громовое: "Ура, Милорадович!" – огласило воздух».
Нет сомнения, граф Милорадович прекрасно понимал, что он смертельно рискует, – он либо уведёт солдат с площади, либо умрёт, что гораздо вернее. Восстание проиграно, это ясно, но сознают ли это офицеры, возмутившие полки? Они ведь понимают, что Николай Павлович никого не помилует, а потому будут стоять до конца. Генерал–губернатор, поначалу позволивший вывести на площадь войска, теперь лишал их последней надежды на успех… Самоотверженно пытаясь расстроить мятежные каре, Михаил Андреевич поступал так, как следовало человеку чести, русскому генералу. За это одно ему можно простить страсть к мотовству, позабытые долги, пресловутое фанфаронство… Он спасал солдат, прекрасно понимая, что платой за это может стать его жизнь. И конечно же в тот момент он не думал, что безвозвратно закатилась его звезда, что места при новом дворе ему однозначно не будет…
«Солдаты колеблются, но некто из каре закричал: "что это вздор, что не надобно верить ему!" и в это мгновение раздался пистолетный выстрел. Граф, пронзённый пулей, падает с лошади, и в произошедшую оттого суматоху Милорадовичу нанесли удар штыком». «Оболенский настаивал, чтобы он ехал прочь и оставил в покое солдат, которые "делают свою обязанность", потом взял у одного из рядовых ружьё, чтобы штыком заставить лошадь генерала повернуть прочь. Милорадович пришпорил и повернул лошадь; удар штыка пришелся по седлу и ранил Милорадовича в ногу. И в то же время раздался пистолетный выстрел Каховского, поразивший Милорадовича смертельной раной».
Из письма Императора Николая I брату Великому князю Константину Павловичу, 15 декабря 1825 года:
«Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его во всю свою жизнь; у меня находится пуля; выстрел был сделан почти в упор статским, сзади, и пуля прошла до другой стороны».
***
Солдатский генерал (к 250-летию М.А. Милорадовича).
Генерал Милорадович – весельчак, гуляка, вечный холостяк – и терпеливый солдат. Царедворец – и жертва предательства. Герой без страха и упрёка. Историки и писатели внимательно изучали декабристов, подробно рассказывали о них – и потому о гибели Милорадовича в России знают многие, а о подвигах мы подзабыли…
В походах 1813 и 1814-го он был гордостью русской армии – солдатский генерал, не знавший страха. Только двухсотлетие этих славных побед мы отметили глухо и тихо – по сравнению с таким же юбилеем Бородинской битвы.
Сербский род Милорадовичей переселился в Россию при Петре Великом. В 1711 году, по указу первого нашего императора, на малороссийскую службу был зачислен полковник и кавалер Михаил Ильич Милорадович. Он женился на дочери есаула Бутовича, нажил единственного сына Степана, который вёл жизнь малороссийского помещика. У Степана Милорадовича было шесть сыновей, один из которых – Андрей Степанович – ярко проявил себя на военной службе.
Суворов хорошо знал этого храброго кавалериста, закончившего службу генерал-поручиком. Знал как ветерана Русско-турецких войн – в Козлудже Андрей Милорадович схватывался с турками под знамёнами Суворова. То сражение стало решающим в заключительной кампании долгой войны. Храбрость Андрея Милорадовича Суворов оценил и в Гирсове…
Сын его Михаил Милорадович ещё ребёнком был зачислен в лейб-гвардии Измайловский полк, там и начал службу, попав в 1788-м на Русско-шведскую войну.
Бравый, вымуштрованный офицер пришёлся по вкусу императору Павлу, и уже в 1798 году он получил чин генерал-майора. Молодой генерал Милорадович принимает командование над Апшеронским мушкетёрским полком. С этим полком через год он в составе армии Суворова следует в Италию под непосредственным командованием генерала Розенберга. В бою при Лекко 14 апреля 1799 года сказались ставшая в будущем легендарной удаль Милорадовича, его дерзкое презрение к смерти. Он с гренадерами, как десант, на подводах прибыл на поле боя, бросился на врага как смерч, тут же переманив на свою сторону военную удачу. Суворов, присматривавшийся к сыну боевого товарища, быстро оценил храбреца (вот что значит «повелевать счастием»!), прирождённого офицера, и сделал его своим дежурным генералом.
Суворову по сердцу пришлись быстрота, расторопность Милорадовича. Он быстро мыслил и поспешно действовал, не теряя ни секунды. Как известно, Суворов считал это качество фундаментом военного искусства. С восторгом Суворов отзывался о штыковой атаке Милорадовича на французскую конницу. Строго выговаривая генералу Розенбергу после неудачной атаки на Басиньяно, Суворов демонстративно расхваливал Милорадовича, ставил его в пример более старшим и по возрасту, и по званию генералам: «Мужественный генерал-майор Милорадович, отличившийся уже при Лекко, видя стремление опасности, взявши в руки знамя, ударил на штыках, поразил и поколол против стоящую неприятельскую пехоту и конницу и, рубя сам, сломил саблю: две лошади под ним ранено. Ему многие последовали и наконец все между ним разные батальоны, переправясь, сзади соединились. Сражение получило иной вид, уже неприятель отступал, россияне его храбро гнали и поражали, победа блистала…»
О подвигах Милорадовича говорили в армии, судачили в светских салонах. При отчаянной храбрости ему удавалось уберечься от ранений. Разумеется, солдаты приписывали это чудодейственной силе: заговорённый генерал! Он вальяжно разъезжал под огнём – и оставался невредимым. При Басильяно под ним убило трёх лошадей, а ранения он снова избежал! При штурме Альтдорфа, к восторгу Суворова, впереди колонны Милорадович перешёл горящий мост – и снова ни царапины.
Великий князь Константин Павлович – участник кампании 1799-го – приблизил к себе героя. С подачи Суворова Милорадович заслужил доверие царской семьи, за честь которой он и погибнет на Сенатской площади. При переходе через Сен-Готард, заметив колебания войск, Милорадович воскликнул: «Смотрите, как возьмут в плен вашего генерала!» — и первым покатился с утёса. Он по-суворовски умел воздействовать на солдат честным примером: «Храбрые, за мной!», «Солдаты! Смотрите, как умрёт генерал ваш!»
Если судить о Милорадовиче и Суворове по историческим анекдотам, они могут показаться психологическими антиподами. Аскет и скромник, рачительный и экономный Суворов и франт Милорадович, с юности славившийся любовью к танцам и прекрасному полу. Действительно, вдали от сражений их стиль жизни удивительно разнился. Для Милорадовича быть первым танцором на балу было таким же делом чести, как первенство на поле боя. А ещё Милорадович, погибший вечным холостяком, был фантастически расточителен. Удивлял петербургских снобов собольей шубой – и оставался в долгах как в шелках, будучи столичным генерал-губернатором.
В кампании 1805 года заслугой Милорадовича стала одна из немногих побед над Великой армией – при Кремсе. В критический момент Милорадович сам повёл родных гренадеров-апшеронцев и смоленцев в штыковую атаку. Заметный издалека, франтоватый генерал умело вдохновлял войска, возвращал самообладание тем, кого охватывал ужас, кто колебался. Когда Ермолов писал Милорадовичу: «Чтобы быть всегда при Вашем превосходительстве, надобно иметь запасную жизнь», это не было дежурным гвардейским комплиментом. За Кремс Милорадович получает чин генерал-лейтенанта.
При Бородине Милорадович командует кавалерийским корпусом на правом крыле русских войск, отбивая все атаки.
«Он разъезжал на поле смерти, как в своём домашнем парке», – пишет Фёдор Глинка. В донесении императору Кутузов писал: «Войска, в центре находящиеся под командою генерала от инфантерии Милорадовича, заняли высоту, близ кургана лежащую, где, поставя сильные батареи, открыли ужасный огонь на неприятеля. Жестокая канонада с обеих сторон продолжалась до глубокой ночи. Артиллерия наша, нанося ужасный вред неприятелю цельными выстрелами своими, принудила неприятельские батареи замолчать, после чего вся пехота и кавалерия отступила». На генералов, бивших французов в Италии, не действовал гипноз Бонапарта. Бородино подтвердило эту истину.
После Бородина наш герой командовал арьергардом, принимая на себя атаки французов, позволил основным войскам организованно отступить к Москве. Известно, как Милорадович угрозами склонил Мюрата, схожего с ним по психологии наполеоновского маршала, приостановить наступление, это помогло сберечь армию. Милорадович возглавил Вторую армию после гибели Багратиона. Один суворовский любимец заменил другого.
В заграничных походах 1813 года союзники, как правило, вступали в сражение с Наполеоном, предварительно накопив заметное численное превосходство. Тем дороже кульмский подвиг Милорадовича, который с небольшим гвардейским соединением отразил атаку 37-тысячного корпуса генерала Вандама. Они готовы были погибнуть, но не отступить, подчас огрызались контратаками, нанося урон Вандаму. Подошедшие войска, долгожданное подкрепление, окружили и добили корпус, пленили Вандама, но главное было достигнуто упорством Милорадовича.
Подобно героям Дюма (которых, напомню, в 1812 году ещё и в замыслах не было), Милорадович и маршал Мюрат соревновались в удали, пируя на аванпостах. Если Мюрат под обстрелом лишь выпил шампанского, Милорадович ещё и основательно закусил: обед из трёх блюд при грохоте вражеской артиллерии пришёлся ему по вкусу.
Под Лейпцигом, в Битве народов, Милорадович командует гвардией.
Что такое Битва народов? Это трёхдневное сражение на равнине под Лейпцигом, к началу которого у Наполеона было 155 тысяч солдат, а у союзников – 220 тысяч. В первый же день общие потери составили около 70 тысяч! Но армии не дрогнули. Подкрепления, пришедшие во второй день, были неравноценными. Бонапарт получил свежий пятнадцатитысячный корпус, а союзники – более ста тысяч под командованием Беннигсена и Бернадотта. В разгар нового боя саксонская армия повернула штыки против Наполеона. Соотношение сил стало критическим, но французский император и не думал складывать оружие. Только в ночь на 19-е Наполеон начал отступление. Около 130 тысяч полегло в те дни под Лейпцигом. Но было ясно, что, несмотря на гениальное умение Наполеона набирать новые и новые армии, его ресурсы под Лейпцигом истощились. Милорадович и вверенная ему гвардия в Битве народов проявили себя лучше всех союзнических частей.
И генерала-счастливчика отличили! Александр жалует ему, в добавок к графскому титулу, полученному в мае, орден Андрея Первозванного, а также почётное право носить солдатский Георгиевский крест: «Носи его, ты друг солдат!» На том и стояла слава удалого Милорадовича. Девизом графского герба стали слова «Прямота меня поддерживает». Однако прямодушный генерал не был профаном и в придворных раскладах. Он и в этом напоминал героев Дюма!
В свите императора Милорадович победителем – истинным победителем! – въезжает в Париж весной 1814-го.
После гибели Багратиона он да Ермолов (ну ещё, может, чрезвычайно любимый казаками Матвей Платов) были олицетворением воинской доблести, верности солдатскому призванию, непобедимой русской удали. Лучшие ученики Суворова! Молва восторженно повторяла кредо Милорадовича: «Никогда не заставлял войско ждать меня ни в походе, ни на учебном месте; ездил не за колоннами, не в экипаже, но всегда верхом на лошади, всегда в виду солдат; не изнурял их на войне пустыми тревогами; являлся первый в огонь; при несчастных случаях был веселее обыкновенного». Излишних «изнурений» войскам он не давал и в мирное время: начальника гвардии не раз упрекали в распущенности вверенных ему полков, в том, что он поощряет гуляк. Но генерал был готов доказать стойкость гвардии на полях сражений.
Погиб Милорадович не от вражеской пули. Будучи столичным генерал-губернатором, 14 декабря 1825 года. Роль Милорадовича в декабрьских событиях была непроста. Есть версии о хитроумном заговоре, в центре которого был популярный генерал-губернатор. Любопытно, что Милорадович настаивал на скрупулёзном исполнении законов о престолонаследии: сначала – присяга Константину, потом – обнародование отречения Константина и, наконец, присяга Николаю Павловичу.
Авантюрная душа Милорадовича требовала восстановления традиций XVIII века, когда гвардия играла решающую роль в воцарениях и дворцовых переворотах. Узнав о бунте, поспешил доказать верность трону и восстановить порядок. Когда на площади собрались восставшие, боясь кровопролития, генерал отказался вести на площадь смятенный Конногвардейский полк, предполагал всё решить личным примером, по-суворовски.
Он верхом выехал к участникам мятежного выступления – лихой кавалерист, уверенный в том, что его командирский глас спасёт ситуацию. Его узнали, но честь отдали далеко не все. Голос Милорадовича, обнажившего клинок, прозвучал над переполненной площадью: «Кто из вас был со мной под Кульмом, Бауценом?» В замешательстве толпа безмолвствовала. «Слава Богу, здесь нет ни одного русского солдата!» – зычно заключил Милорадович, поднявшись на стременах. Милорадович обратился и к офицерам, проклиная тех, кто отказался от присяги. Он убеждал их пасть на колени перед новым императором Николаем.
Руководитель штаба восстания, поручик Евгений Оболенский предложил Милорадовичу покинуть площадь: «Не мешайте солдатам исполнять свой долг». Генерал резко ответил, что никто не может запретить ему говорить с солдатами. Тогда Оболенский, вырвав ружьё из рук солдата, штыком попытался повернуть генеральскую лошадь, задев бедро Милорадовича. Это означало, что «всё позволено», что мятежники готовы идти ва-банк, не считаясь с авторитетом героя Альп и Кульма. А мгновение спустя выстрел Петра Каховского (тоже – потомственного офицера) предательски сразил генерала.
Раненый генерал рвался в казармы, к верным ему войскам. Его и доставили в казармы Конногвардейского полка. Когда пулю извлекли, он возблагодарил Бога: «Пуля не солдатская, не ружейная. Я знал, что это какой-нибудь шалун».
Солдатский генерал, презиравший вольнодумные увлечения высокородного офицерства, погиб от руки отставного поручика.