Настоятель кёнигсбергского прихода канонической Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) иеромонах Николай (Мамаев) дал интервью телеканалу «Россия-24» в рамках готовящегося репортажа программы «Специальный корреспондент», посвящённой ситуации в Калининградской области.
Поводом к беседе с московскими журналистами стала активная деятельность Балтийского Авангарда Русского Сопротивления (БАРС), духовником которой является отец Николай. На вопрос о том, грозит ли, по его мнению, самому западному региону РФ «германизация» или сепаратизм, пастырь кёнигсбергских истинно-православных христиан ответил, что Кёнигсбергу грозит коррупция чиновников, правительственные репрессии, ренессанс советской идеологии, но никак не приобщение к европейской культуре. Калининград — это десятилетия отсутствия очистных сооружений в области, это систематическое разрушение объектов мировой культуры, это бедность населения и правовой нигилизм. Напротив того, Кёнигсберг — это город Канта и Гофмана, это один из центров Европы, город с многовековой историей. Называть его в честь виновника массовых расстрелов и растлителя малолетних могут только хамы, не различающие добро и зло. Отец Николай выразил уверенность, что возвращение первоначального, исторического названия городу повлияет и на духовный облик жителей, и на их экономическое благосостояние. Духовник БАРСа говорил о необходимости покаяния русского народа, о нечестивости Московской Патриархии РПЦ — этой советской лже-церкви, о христианских идеалах Белого движения, проповедуемым им в своём приходе. Так истинный священник законной православной иерархии исповедовал свою веру во Христа Спасителя перед представителями центрального телевидения, контролируемого преступным режимом наследников СССР.
18 октября 2016 года
* * *
Александр Оршулевич: «Что значит быть казаком?»
Любили казаков цари земные, признавая за ними вольность, старые права и щедро жалуя их. Возлюбил казачество и Царь Небесный, уготовив казакам подобие Голгофы и благословив последних рыцарей России на мученический подвиг в австрийских Альпах в 1945 году. Последнее обстоятельство даёт нам надежду на воскресение казачества, возрождение войска и войскового уклада жизни казаков. Ибо было распятие — будет и воскресение. Никаких других, рациональных предпосылок в современной России для этого чуда Божия мы не видим. Потомок забайкальских казаков, частью репрессированных в богоборческом СССР, а частью — к прискорбию — служивших ему по ложному убеждению, я несколько лет трудился над почином казачьего движения в Кенигсберге. Однако, редкий выходец из советской среды, именующий себя казаком, оказывался достоин носить это славное имя. Многие воспринимают казачество как некую национальность, когда само наличие в роду казаков будто бы даёт право считать себя по чести равным своим удалым предкам. Другая же часть людей полагает, что феномен казачества носит чисто утилитарный, военный характер, и потому достаточно бряцания оружием и участия в военных конфликтах (как правило, преступного режима), чтобы «выглядеть настоящим казаком». Те, и другие, первоначально имея ввиду благие побуждения, желая быть казаками, в итоге ограничиваются одной видимостью приобщения к дореволюционной казачьей культуре, совершенно не понимая её предпосылок, не имея войскового преемства, не воспитывая в себе духа казачества. Глубоко убеждён, что для подлинного возрождения необходимо, чтобы каждый носитель казачьей идентичности умел ответить на вопрос, что же есть, на самом деле, казачество и что означает быть казаком? Необходимо отделить зёрна от плевел, истину от недоразумений. Иначе «казачье движение» в России всегда будет оставаться субкультурой, состоящей из совершенно случайных людей, выполняющих роль исторической декорации на фоне окончательного нравственного разложения русского народа. Добрые примеры отдельных казаков, заслуживающих нашего уважения, не меняют общего правила, и они сами, зачастую, ограничиваются мемориальным характером деятельности. Ответив на вопрос о сущности казачества, мы сможем уйти от столь грубого копирования конкретно-исторического облика казачества и со всей ясностью увидим разнообразие возможных форм его выражения в современной России. Итак, казачество есть свойственный избранным сынам Святой Руси дух православного рыцарства, на что указывает не только наше историческое предание в виде летописей и позднейших изысканий признанных русских и казачьих историков, но и опыт нашей Православной Церкви: дореволюционной Греко-Российской и Зарубежной (РПЦЗ). Дадим описание главным признакам казачества как социального феномена русского прошлого, русского настоящего, и, дай Бог, русского будущего. Не забываем, впрочем, что никакие характеристики сами по себе не сделают человека казаком, как и теоретическое знание казачьей лавы не гарантирует её умелого применения на местности. В вопросе о генезисе казачества мы имеем дело с духом, а не с материей. Казаки — это вера, сила и слово, помноженные на исключительное дерзновение. Во многом, это дар Божий.
Воинственность. Казак является прирождённым воином, горячо любящим военное дело, целенаправленно воспитывающим в себе все те воинские добродетели, которые насаждал в Русской армии Суворов. В казаках живут славянская удаль Святослава, дышавшего войной, глазомер сибирского покорителя Ермака Тимофеевича, мыслившего стратегически, быстрота атамана Платова, огненным вихрем заходившим в неприятельские тылы, и, конечно, волевой натиск Разина, упорно шедшего к своей цели и даже на плахе державшего своё сердце в кулаке.
Пограничность. Здесь мы имеем ввиду не столько историческое положение казаков как вооружённых обитателей порубежных степей России (это лишь следствие), сколько особую психологию казака, который противопоставляет себя обществу, из которого сознательно вышел. Казак не может мириться с пошлостью обыденной жизни, он презрительно смотрит на «мужика», не желая нести общее с ним тягло и не разделяя его обывательских представлений. Рабская, холопская покорность — пусть даже и правительству во всех отношениях законному — чужда казаку. Он сознательный гражданин и желает жить только среди себе подобных, равных во всём казаков, желает повиноваться не из страха, а по совести, жертвовать своей буйной головушкой не по принуждению, а по воле.
Самоорганизация. Казак умеет наладить жизнь самостоятельную где бы то ни было и без чьей-либо помощи, избегает всякой зависимости от централизованного правительства, промышляет о себе самом, дорожа прежде всего свободой, казачьей честью — даже в ущерб собственному благосостоянию.Автономность мышления и самодисциплина делают казаков «лучшими людьми», как говорили в древней Руси о богатырях.
Рыцарство. Сознательность гражданская прекрасным образом сплетается в казаке с сознательностью вероисповедной. Готовность постоять за христианские святыни, положить живот свой за Церковь, за Царя Богом Помазанного, всегда исходила в казаке от дара рассуждения, от глубокой религиозности. Именно христианскими рыцарями сознавали себя казаки, особенно же перед лицом магометанского Востока и латинского Запада. За веру казаки шли на казнь и в изгнание. Вера укрепляла их во всяком бранном деле. Сознание своего рыцарского достоинства побуждало даже простых и бедных казаков видеть себя таким же благородным сословием, что и царское дворянство.
Эти четыре характеристики дают представление о том, кто такой казак по своему мышлению. Это вольный рыцарь святоотеческого Православия и свободный от государственного рабства гражданин. И если казачье стремление к политической свободе и экономической независимости в прежние столетия решалось поселением в Диком поле, то в наше время оно обусловливает решительную борьбу казака за личные права и свободы в условиях нового чекистского тоталитаризма. Если рыцарская защита Святого Православия в прошлом выглядела как ратная брань против турок и поляков, то ныне это, прежде всего, противостояние советской лже-церкви Московской патриархии и содействие миссионерской деятельности истинных пастырей, со страхом Божьим исповедующих догматы Православной Церкви и следующих светлому примеру Новомучеников и Исповедников Российских. Не может казак быть холоден к вере, равно как и не может он равнодушно взирать на бесчинства сатанинской власти в России, а тем более — служить ей «не за страх, а за совесть»! Казачья доля сегодня это скорбный путь волевой борьбы и самостоятельного организационного строительства, это удел «национал-предателя» и «экстремиста» — как официальная пропаганда лживо именует непримиримых врагов режима. Мне глубоко чужда мечтательность о «казачьем присуде» — области Дона, якобы данной Богом на веки вечные казакам, словно оседлому народу: там ныне такая же мерзость запустения, как и повсюду в России. Я не разделяю и таких представлений, согласно которым казаки это часть великорусского или малороссийского племени, или что это только военное сословие в российском государстве. Нет, казачество есть феномен надплеменной и внегосударственный. Это подлинный орден вольных рыцарей — именно так учит взирать на казачество история его славных побед и трагических поражений. Где сегодня чувствуется этот дух старого Дона, где не одним только словом, но и делом чтят своих предков-казаков, где видны искры постоянной борьбы и плоды гражданской самодостаточности — там живо казачество. Смею надеяться, что где-то здесь, на берегах Вислы, Прегели и Немана, возможно, когда-нибудь образуется настоящее казачье братство, всколыхнёт сердца прирождённых христианских рыцарей горячая вера во Христа Спасителя, и казаки вновь, по завету Атамана П.Н. Краснова, спасут православную Россию от лютого рабства и вековой смуты.
© Александр Оршулевич. Кенигсберг, 1/14 октября 2016 года.