МВН: Вообще понятие "фашизма" нуждается в очищении от левацких и тем более советских пропагандных штампов (Виталий Даренский. Главная ложь ХХ века). Следует также уточнить отношение к фашизму в русской православной эмиграции ("Миссия русской эмиграции, гл. 16. Крушение кумиров: демократия и фашизм). Достаточно четкий анализ дает сам И.А. Ильин в своих статьях о фашизме. В этом отношении можно только пожалеть молодых невежественных студентов РГГИ, протестующих против имени "фашиста" Ильина ‒ ничего не поделаешь, они плод нынешней государственной системы образования в РФ, при другой государственной идеологии могли бы еще образумиться. А вот заходящихся в истерике с пеной у рта при имени Ильина красных манкуртов типа Гоблина и Прилепина уже не вылечить, так как они ‒ пациенты проф. Преображенского, и их не переформатировать ‒ им взамен мозга имплантирована марксистская системная плата в виде глиняной дощечки (туппу́м) с одной прямой извилиной, перпендикулярной к образу Божиему в человеке. Беда в том, что таковых немало и на высшем государственном уровне, в т.ч. в правящем "политбюро": кремлевско-жидовской АП Израителя-Путина.
Сегодня слово "фашизм" (от "фашина", в переводе с итальянского на русский: "связка" в смысле единства, национальной солидарности) употребляется и самыми разными деятелями как ярлык в отношении их противников, и обывателями как что-то мерзкое, человеконенавистническое, как высшая степень сатанизма. А "исторически" оно используется прежде всего в отношении гитлеровского режима ("Великая победа над фашизмом", "освобождение Европы от фашизма" и т.д.) ‒ этим способом европейские социалисты и советские пропагандисты постарались замаскировать в названии Третьего рейха слово "социализм": "национал-социализм", хотя фашистским он был только отчасти, в плане социально-корпоративной структуры, а идеологически определяющим в нем был нацизм ‒ расизм высшей расы, призванной к мiровому господству (это была скопированная немцами и вывернутая наизнанку идеология талмудического иудаизма, поэтому международное еврейство, унизившее Германию после ее военного поражения, воспринималось в ней главным врагом-соперником). В фашизме же в целом такого отношения к другим народам не было.
Такое ненаучное употребление термина "фашизм", поддержанное после Второй Мiровой войны (ее главной целью был разгром европейского фашизма) и либеральными демократами, не только малограмотно, но и лукаво: оно призвано скрывать и искажать историческое явление фашизма (корпоративизма) как реакции христианско-национальных сил Европы на победу строителей Нового мiрового порядка в устроенной ими Мiровой войне 1914‒1918 годов (см. нашей Библиотеке РИ статьи В. Даренского, В. Махнача, серия статей прот. Георгия Титова об австрийском христианском корпоративизме и других современных православных авторов).
В России Мiровая война продолжалась до 1922 года, но в ней сопротивление Русской армии (Белой) было сломлено совместными усилиями международного еврейства в лице Антанты и большевиков. (См. об этом в книге: "Спор о России".) В послевоенной Европе русская белая эмиграция, мечтавшая о "весеннем походе" для освобождения России, увидела в возникшем тогда фашизме своего единственного союзника, хотя и не во всем приемлемого.
На нашем сайте на эту тему уже давно было опубликовано немало материалов, в том числе в книге "Миссия русской эмиграции" (гл. 10-12 и 16), с рассмотрением опыта Русского Зарубежья в этом отношении. Помещаемая ниже статья проф. И.А. Ильина написана в то "фашистское" время и отражает те русские надежды. Разумеется, фашизм за пределами Германии был весьма разным в разных странах, со временем в нем выявились и неприемлемые черты с православной точки зрения ( "Фашизм – возвращение к "ветхому" Риму").
Почему невозможно поддержать Дугина.
Автор- сволочь и путинаславец Михаил Смолин (Лженаследие Империи).
Если хоть на секунду серьёзно отнестись к развернувшейся полемике вокруг Ивана Ильина, то необходимо было бы констатировать, что и левые, и те, кто им отвечал, не избегли политического клейма — «фашисты». У нас почти все споры начинаются и заканчиваются этой глупейшей «констатацией». Любой оппонент объявляется «фашистом», лишь на том основании, что просто не согласен с предъявленным обвинением. Таким образом, в российских спорах довольно быстро все оказываются «фашистами», предателями, врагами и в конечном итоге людьми достойными политической или даже физической смерти.
Имя Ивана Ильина стало заложником, с одной стороны, ненависти левых ко всему русскому, а с другой — административного решения пристегнуть к его славе недавно ставшего любезным власти Дугина. Обвинения Ивана Ильина в фашизме, конечно же, столь же абсурдны, как и появление рядом с ним человека, радикально не разделяющего его мировоззрение.
Ситуация крайне невыгодная прежде всего для самого Ивана Ильина, который не был фашистом, точно так же как не был евразийцем, национал-большевиком, софиологом, эзотериком или ценителем сектантской метафизики.
Иван Ильин давно умер и не может протестовать против происходящей несправедливости. Но живущие вполне могли бы легко сами разрешить создавшуюся несообразность.
Самым благородным выходом из создавшегося положения, могущим вызвать искреннее уважение был бы добровольный отказ Дугина от такого несуразного назначения. Странно встать под знамена того имени, которое тебе глубоко антипатично и идеалы которого ты не исповедуешь в своей жизни. Но, видимо, академическое положение — та мечта, ради которой Дугин готов смириться со своим новым абсурдным положением.
В этом смысле поддержать Дугина как главу Высшей политической школы имени Ивана Ильина так же невозможно, как было бы невозможно согласиться с назначением Проханова главой Богословской комиссии РПЦ, Прилепина председателем Литературной премии имени Достоевского или, скажем, Гоблина во главе Общества ревнителей памяти Белой армии имени генерала Дроздовского. Хотя системный абсурдизм нашего времени, надо признать, вполне может явить к жизни даже и вышеперечисленные извращения.
Далее я приведу несколько цитат из дугинских томов «Русского Логоса», посвящённых России, чтобы не показаться голословным. И предлагаю самим читателям попробовать оценить эти тексты в сравнении с христианским мировоззрением Ивана Ильина.
О Православии и Русской Православной Церкви:
В Русской Православной Церкви с XVIII столетия «грань между ортодоксией и ересью была размыта, поскольку само синодальное православие не было и отдаленно ортодоксией… носителями непрерывной традиции остались лишь старообрядцы» (РЛ II. С. 550).
По Дугину произошёл «разрыв с христианской и — ещё более глубоко (?) — с индоевропейской составляющей» (РЛ II. С. 552).
«Официальная Церковь, — утверждает ноомах, — была уже даже не никонианской и новообрядческой, но синодальной, основу учения которой составляла смесь латинских и протестантских представлений» (С. 550), при чём «между извращенным христианством Синода и стихией скопческой ереси возникало некоторое ноологическое пересечение» (С. 551). То есть некая похожесть.
О Святителе Филарете (Дроздове). По Дугину «он был представителем типичного археомодерна в сфере религии» (РЛ II. С. 596). «В таком православии не было места ни старчеству, ни глубинной созерцательной метафизике» (РЛ II. С. С. 596).
Учение о Софии для Дугина стало «высшим достижением русской мысли» (РЛ III. С. 614) и является тайным именем «русской идентичности» (РЛ III. С. 615). София для него «представляет собой прыжок за пределы Божества. Этот прыжок и становится первым тактом создания космоса как софиологической драмы… Отражающую и опровергающую одновременно вечность Бога» (РЛ II. С. 704–705). Какое это имеет отношение к христианской мысли оставляю судить самим читателям…
О Российской Империи и её Императорах:
Описание Российской Империи подводится под вполне себе марксистское «верхи неспособны, низы недовольны». «Утратившая все основные признаки священной православной Империи» Россия внедряла «все более и более развитые технически, все более оптимизированные и рационализированные стратегии нещадной эксплуатации народа» (РЛ II. С. 539).
По Дугину, «монарх» олицетворял «Капитал», а дворяне выполняли «функции буржуазии как армии Капитала» (РЛ II. С. 540).
Так, Император Александр II «миссию, непосредственно касающуюся самой сути русского Логоса… безнадёжно провалил» (РЛ II. С. 617). Мало того, и его убийство есть лишь результат его «ошибок»: «сама гибель царя-освободителя от рук народников, которые всю свою программу и идеологию строили как раз на освобождении крестьян, стала возможной лишь в результате фатальных ошибок в проведении этой реформы» (РЛ II. С. 622).
Константин Победоносцев ничего не понимал и содействовал революции, так как занял «жесткую позицию в отношении старообрядцев и русских сектантов» (РЛ II. С. 628). По всей видимости ему, как обер-прокурору, надо было награждать медалями сектантов.
Императору Александру III досталось от нашего ноомаха, по геополитической части. Он не разбирался в соотношениях Суши и Моря, и связался с Францией, «что и стало причиной конца Российской Империи» (РЛ II. С. 631). Интересно, что Сталину союз с атлантистскими странами США и Великобританией Дугиным не ставится в вину.
Но наибольшей критике подвергся Император Николай II. Ноомах возвёл на него многословные уничтожающие обвинения. Император, по Дугину, только и отметился в жизни Империи, как совершением ошибок: «отказался от идеологического усилия по спасению государства, Церкви и народа и тем самым предопределил их конец» (РЛ II. С. 671); «был не той фигурой, которая требовалась русской истории» (С. 671); «протест слышал, но не понимал ни его значения, ни его симптоматики, ни его символизма» (С. 673); не стал «полноценным диктатором» (С. 674); при нём была «провальная и бездарная внутренняя политика… в сочетании с ещё более провальной геополитикой, венцом чего стало присоединение России к Антанте и вступление в войну с Германией и Австро-Венгрией» (С. 677); «как правитель и царь он был одним из худших в русской истории, выказывая там, где надо было проявить покорность тонким силам Провидения, и наоборот, полагаясь на Божию волю там, где надо было действовать решительно и самостоятельно» (С. 677); «фактически именно Николай II совершил и геополитическое, и идеологическое самоубийство» (С. 679); «Николаю II была доверена миссия катехона, с которой он не справился» (С. 679); «ничего не сделал для русского Логоса» (С. 681); «оказался совершенно не подходящей личностью» (С. 682).
Сам Дугин предлагает нам вернуться к Серебряному веку и софиологии, чтобы вступить в некий воображаемый Бронзовый век, важнейшей сердцевиной которого станет «Царство Земли», очень похожее на разновидность то ли социализма, то ли хилиазма, то ли их какого-то мыслимого только самим Дугиным сочетания.
В отличие от стройных и логичных сочинений Ивана Ильина, многостраничные тексты Дугина являются не столько войной разума, сколько всё той же игрой в традицию. В которой к своей синкретической игровой идеологии, включающей геноновский традиционализм, консервативную революцию, национал-большевизм и неоевразийство, Дугин теперь добавил ещё и софианство.
В этой истории искренне жалко одного Ивана Ильина. Остальные занимаются мировоззренческим блудом и потаканием Смуте.
Михаил Смолин
"Наследие Империи"
+ + +
МВН. Вообще понятие "фашизма" нуждается в очищении от левацких и тем более советских пропагандных штампов (см.: Виталий Даренский. Главная ложь ХХ века). Следует также уточнить отношение к фашизму в русской православной эмиграции (см.: "Миссия русской эмиграции, гл. 16. Крушение кумиров: демократия и фашизм). Достаточно четкий анализ дает сам И.А. Ильин в своих статьях о фашизме. В этом отношении можно только пожалеть молодых невежественных студентов РГГИ, протестующих против имени "фашиста" Ильина ‒ ничего не поделаешь, они плод нынешней государственной системы образования в РФ, при другой государственной идеологии могли бы еще образумиться. А вот заходящихся в истерике с пеной у рта при имени Ильина красных манкуртов типа Гоблина и Прилепина уже не вылечить, так как они ‒ пациенты проф. Преображенского, и их не переформатировать ‒ им взамен мозга имплантирована марксистская системная плата в виде глиняной дощечки (туппу́м) с одной прямой извилиной, перпендикулярной к образу Божиему в человеке. Беда в том, что таковых немало и на высшем государственном уровне, в т.ч. в правящем "политбюро": кремлевской АП.
ТГ Михаил Смолин:
Логика дело сложное, да и русский язык часто требует точности в словах.
Поддержка или её отсутствие по поводу какого-либо решения власти или конкретного человека вовсе не зависит от проведения или отсутствия выборов. Действительно часто сложно воспрепятствовать административному ресурсу при том или ином назначении. Бывает также невозможно отговорить человека самому отказаться от желания занять ту или иную должность.
Но любой человек вправе публично, по моральной или гражданской мотивации, поддержать или не поддержать то или иное действие чиновников или самого назначенца.
Я считаю, что власть вольна выбирать себе в компаньоны кого пожелает, даже и тех, кого ещё вчера не удостаивала внимания. Гоблин, Прилепин, Спицын, Дугин приближённые совсем недавнего производства. Поддержка или не поддержка такого выбора не изменит вкусовых пристрастий конкретных чиновников. Но я не вижу ни одной причины, чтобы молча принимать эти ошибки власти, если не сказать хуже…
Теперь по поводу присоединения или не присоединения к левой компании против Ивана Ильина и якобы соединённого с ним Дугина.
Во-первых, промолчать в данной ситуации было бы неправильно и даже бесчестно с моей стороны. Как своего единомышленника, Ивана Ильина защитить было необходимо. Но совершенно не вижу никакой причины делать вид, что Дугин так же является моим единомышленником. Я никогда не был ни евразийцем, ни нацболом, ни последователем Генона, ни софианцем, ни старообрядцем. И не раз, в том числе и публично, заявлял о своём неприятии «интегрального традиционализма» и дугинских оценок русской истории (См.: «Контридентичны ли государство и народ: есть ли биполярное расстройство у русской истории?» или «Русский Логос: интерпретация Александра Дугина»).
Во-вторых, Дугин имеет отношение к Ивану Ильину такое же как я к Генону. То, что проповедует в своих текстах Дугин противоположно сути мировоззрения Ивана Ильина и любой совестливый человек отказался бы от подобного несообразного назначения, не желая связывать своё имя с практически противоположной позицией. Мне бы не пришло в голову принять назначения в какую-нибудь структуру, скажем имени Бердяева или того же Генона. Думаю, я бы нашёл в себе силы отказаться от такой аморальной гибкости.
В-третьих, имена Ивана Ильина и Дугина спаяны в неразрывном дуэте только в головах, тех кто участвует в защите самого Дугина. И никто не может отнять у меня право защищать одного и критиковать другого, в любое время, не взирая ни на какие информационные «кампании», кем бы они не велись. Ни в коммунистах, ни в дугинистах, я никогда не состоял.
Ну и четвёртое, про обвинения в том, что я, не поддержав Дугина «присоединился к врагам» и «записался в коммунисты». Во враги у нас записывают действительно быстро, клейма ставят непринуждённо и вердикты выносят без всякого «следствия». Здесь интересно, что «неуместность критики» я регулярно слышал и раньше, когда критиковал коммунистов, и когда разбирал социалистические глупости Прилепина, Платошкина, Проханова, Кургиняна и прочих формально официозных «патриотов». У нас ведь и якобински настроенные «патриоты» теперь в государственном обороте.
Если так дальше пойдёт в русской среде, то скоро и Ленина со Сталиным будет позволено, только хвалить, под страхом клеймения «врагом народа».
Все эти обвинения сводятся к глубоко лукавой зиновьевской фразе «целились в коммунизм, а попали в Россию». В приложении к ситуации «приговор» можно перефразировать следующим образом: «Смолин мол целился в Дугина, а попал в Россию».
В своё время писатель Леонид Бородин дал хороший ответ на подобного рода обвинения: "кто куда целился, тот туда и попал".
Так что Россия и Иван Ильин это одно. А Дугин и коммунисты это другое.
И Смолин, на что хотел обратить внимание русских людей, на то и обратил, без всяких «присоединений к врагам» и «записи в коммунисты».