Авторы – Бэйда О., Петров И.
Для русской эмиграции 22 июня 1941 года стало определяющим днём, когда довоенный раскол на «оборонцев» и «пораженцев» достиг своего логического предела. Основная часть европейской эмиграции, хотя и имела свое мнение о новой войне, осталась в стороне от участия в событиях и ушла в частную жизнь. «Пораженцами» же, составлявшими большой процент активного меньшинства, начало войны было встречено с ликованием. Чины разнообразных объединений, кружков, ещё худо-бедно продолжавших существовать в оккупированной Европе движений, витали в туманных облаках иллюзий относительно собственной значимости, планов немцев и грядущего уже в ближайшие месяцы возвращения домой. Эмигранты желали поскорее помочь немцам в их войне, борясь, как им виделось, за русские интересы.
Учреждённые оккупационными властями институты, казалось, давали этим надеждам некое основание. Комитет взаимопомощи русских эмигрантов в Париже, контролировавшийся СД и возглавляемый Юрием Жеребковым и Владимиром Модрахом, выпустил обращение к русской эмиграции. «22-го июня 1941 года явится в современной истории одной из самых знаменательных дат: Верховный Вождь Новой Германии, духовный водитель национал-социализма, Адольф ГИТЛЕР в это день отдал приказ своим войскам положить предел коварству и интригам Советского Правительства и объявил войну С.С.С.Р., кабалистическому псевдониму плененной иудо-коминтерном России». Комитет пригласил эмигрантов «письменно подтвердить готовность слить на любом поприще их усилия с усилиями внутри-российских националистов и жертвенностью национал-социалистической Германии». [1] Более мелкие и формально независимые эмигрантские организации держались схожей линии.
26 июня с обращением выступил Великий Князь Владимир, поддерживая «крестовый поход против коммунизма-большевизма» и призывая эмигрантов «способствовать по мере сил и возможностей свержению богоборческой власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма». [2] В тот же день Комитетом Взаимопомощи была открыта запись добровольцев: анкета содержала общие биографические вопросы, среди которых выделялся лишь пункт «Какую часть России хорошо знаете». [3] СД, одобрившая акцию, всё же сделала запрос в Берлин на случай, если добровольцев окажется слишком много. 28 июня Париж повторно запросил Берлин, сообщив, что от Комитета получено обращение — эмигранты готовы «в любой приемлемой для национал-социалистической Германии форме предоставить себя в ее распоряжение для борьбы за уничтожение иудо-коммунистического ига». Кроме Модраха и Жеребкова обращение подписали генералы Николай Головин и Михаил Граббе, а также митрополит Серафим (Лукьянов). Одновременно князь Владимир отправил Гитлеру свое обращение с сопроводительным письмом. [4]
Ответ Берлина не заставил себя ждать: 29 июня министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп послал немецкому послу во Франции Отто Абецу телеграмму, в которой рекомендовал пока занять выжидательную позицию. Он также доверительно сообщил, что правительство рейха не заинтересовано в участии эмигрантов в войне против России. Решение было закреплено 30 июня: на специально созванном совещании в МИДе обсуждались вопросы участия европейских добровольцев в походе против СССР. Представители ОКВ, СС и один из руководителей будущего Восточного министерства Георг Лейббрандт решили, что ни сторонники Великой России, ни эмигранты-сепаратисты в общем случае не должны приниматься добровольцами в вермахт. Желавших послужить в вермахте изгнанников не следовало регистрировать, а на их обращения предписывалось реагировать мягко, но без конкретных обещаний. Лишь в частных случаях предполагались исключения из правила, если какой-то эмигрант был необходим для выполнения особых задач.
Теперь настало время проинформировать посольства в разных европейских странах. В некоторых государствах эмигранты устроили настоящее паломничество к немецким сановникам, что последних порядком утомляло. 2 июля статс-секретарь МИДа Эрнст фон Вайцзекер разослал по немецким посольствам в Европе специальный циркуляр. Обычным эмигрантам требовалось достаточно твёрдо указать на дверь; в качестве отговорки было рекомендовано указывать, что в случае пленения с эмигрантами не будут обращаться в соответствии с нормами международного военного права. [5]
С изгнанниками, имевшими влияние, обошлись менее вежливо. 5 июля Риббентроп через Абеца направил Великому Князю Владимиру резкий ответ. Правительство ознакомилось с его призывом и нашло его затрудняющим задачу вермахта; призыв якобы усиливал сопротивление Красной армии, играя на руку советской пропаганде, давая ей повод говорить о грядущем возвращении царской власти. От Великого Князя требовали сообщить, кому он уже направил свой призыв и отказаться от его дальнейшего распространения, как и от любой политической деятельности. В случае же отказа ему грозило немедленное интернирование. Разумеется, Риббентроп приказал установить за Великим Князем строжайшую слежку и воспрепятствовать публикации призыва во французской прессе. [6]
Этот контекст необходим для впервые публикуемого документа от 5 июля 1941 года, в котором Адольф Гитлер даёт свою оценку ситуации. По форме этот отрывок является одной из «застольных бесед», что с учетом последних исследований [7] неизбежно ставит вопрос, насколько дословно были воспроизведены рассуждения Гитлера. Тот факт, что текст [8] был сохранен среди своих бумаг Вальтером Тисслером, сотрудником управления пропаганды НСДАП и одним из ближайших помощников Йозефа Геббельса, как и то, что слова в данном случае не расходятся с вышеупомянутыми указаниями немецкого МИДа, заставляет отнестись к изложению с доверием. [9] Документ публикуется впервые в нашем переводе.
Копия с копии.
Главная ставка фюрераСуббота, 5 июля 1941 года
За обедом шеф высказался о русской эмиграции:
Национальная Россия для нас опаснее, чем большевистская; последней, после того, как мы ее разобьем, понадобится двадцать лет для восстановления, в то время как руководство национальной России постоянно видело в нас противника. Уму непостижимо, насколько холуйски вел себя [кайзеровский] рейх по отношению к русскому правительству. Вопреки всем докладам военного атташе это подобострастное отношение тянулось до самой войны, хотя годами шли сообщения о враждебных Германии настроениях при дворе, о том, что и царица вовсе не дружелюбна к Германии.
Немецкий склад характера чужд русскому существу: наши чувство долга, чистоплотность, тяга к порядку, трудолюбие неприятны русским. Русский гораздо больше тянется к Франции: во французской легкости жизни, в отсутствии глубоких проблем, в грязи там и сям, в беззаботности он видит родственную натуру. Этим объясняется и то, что эмиграция обосновалась в Париже, а не в Германии, другой ее центр в Белграде. Все эмигранты говорят по-французски, но почти никто по-немецки. Если бы они снова пришли к власти, то их правление было бы дружественным Франции и враждебным Германии.
Следует обдумать, а не оставить ли в России несколько политкомиссаров, чтобы передавать в их руки князей, коли последние ступят на русскую территорию.
Поводом для этих высказываний шефа было письмо, в котором Великий Князь Владимир на правах русского царя сообщил фюреру, что собирается выступить с призывом к своему народу. Ему дадут понять, что это нежелательно.
Бэйда О., Петров И.
Название публикации в оригинале: Бэйда О., Петров И. «Национальная Россия для нас опаснее, чем большевистская»: неизвестная филиппика Адольфа Гитлера
От редактора РИ. Все попытки русской эмиграции (РОВС, НТС, РИСО, РПЦЗ и др.) воспользоваться советско-германской войной для создания на оккупированных Германией территориях независимой русской “третьей силы”, хотя и поддерживались частью военного командования Вермахта, оказались нереальны вследствие представленной в этой публикации восточной политики Гитлера. По этой причине, а также репрессиями против оккупированного населения, он проиграл войну, почти выигранную в 1941 году, позволив Сталину лукаво перехватить знамя русского патриотизма. В эмиграции мне довелось работать и общаться с многими участниками Власовского движения и членами НТС, пытавшимися создавать “третью силу”, а также с некоторыми царскими русскими офицерами немецкого происхождения, которые служили в Вермахте. Все были единогласны в обвинениях Гитлера, похоронившего Русское Освободительное Движение 1941-1945 годов. Подробнее: Русская Зарубежная Церковь и эмиграция в годы Второй мировой войны.
Также и для западных демократических союзников Сталина национальная Россия была опаснее (мешала их цели: установлению антихристианского Нового мiрового порядка), чем коммунистический СССР, ‒ потому в конце войны союзники-демократы и выдали туда на расправу миллионы русских антикоммунистов.
И для правителей нынешнего ЖИДОлигархата РФ национальная Россия опаснее (ибо несовместима с их государственной идеологией уравнивания добра и зла), чем коммунистический СССР, ‒ это выражается и в их многонациональной конституции с отказом признать русский народ государствообразующим, и в ресоветизации, и в системе образования, и в мигрантизации.
Парад РОА в Пскове в 1943 году. Это еще не была власовская РОА ‒ как известно, ее формирование началось лишь в январе 1945 года (вооруженные силы КОНР, провозглашенного в ноябре 1944 г. в Праге). Гитлер боялся создания Русской армии и разрешил ее лишь в безвыходном положении, поэтому ранее в Вермахте воевали разрозненные добровольческие части из советских военнопленных размером не более батальона под немецким командованием, однако они носили эмблемы РОА в ожидании ее создания (для немцев эти эмблемы имели скорее пропагандное значение). – МВН.
