Казаки эмигранты первой волны 20 — 40-е годы: жизнь на чужбине.Часть1.

«Основная российская проблема, проблема общества и государства, состоит в том, что они хотят одновременно быть наследниками как Российской Империи, так и Советского Союза: "Попытка осознать себя одновременно продолжателями и белых, и красных означает по существу лукавое стремление избавить себя от труда принять на себя духовно-историческое бремя… Русские — не сделали свой окончательный выбор между девятисотлетней православной Россией и семидесятилетней богоборческой совдепией.Надо решительно отказаться от подобного смешения и встать "на путь к той исторической России,которая перестала существовать в 1917 году, девятьсот лет православной истории предпочесть семидесяти годам безбожия». Протоиерей Георгий Митрофанов.

Автор-Эдуард Бурда. Октябрьская революция и последовавшая за ней Гражданская война вызвали глубокий раскол среди казаков. Для многих эти события стали роковыми. В годы Гражданской войны казачество металось, путалось в сложных событиях очень непростого военно-политического конфликта, переоценило возможность обособления казачьих земель от центральной российской власти и создания своего государства как автономного федерального образования в составе России. Оно не поняло, а потом и не приняло политические установки новой власти, и, в конечном итоге, часть казачества эмигрировало за границу. Это было событием, колоссальным по своей социально-исторической значимости. Происходившие ожесточенные классовые битвы в условиях сложнейшего военно-политического конфликта новой власти и дореволюционного режима, с социально-политическими и нравственно-психологическими особенностями, присущими менталитету казачества, наложили на них своеобразный отпечаток. Во-первых, были противоречия между казаками и красными, во-вторых – с белыми, в-третьих, было желание найти свой особый путь. Эта была жесточайшая по своей сути трагедия, принесшая много жертв русскому народу, когда русские воевали с русскими, казаки воевали с казаками.

Казачество не смогло совместить внутренние устремления к свободе и человечности, которые были присущи ему, с той жестокостью, с которой велась Гражданская война. Острейший военно-политический конфликт, затронувший все сферы жизни казачества, вылился в коллизию национального разлома, потряс все их основы до самых глубин. Гражданская война прошла лавиной через жизнь сотен тысяч казаков. В результате значительная часть казаков осталась верна идее борьбы с красными, проявила преданность долгу, верность Родине и присяге, данной царю, и либо погибла, либо ушла за границу. По данным последних исследований российских историков, в рядах белых в некоторых казачьих регионах оказалось около 80% всех казаков, которые были непримиримыми врагами Советской власти[1.]. Поэтому после поражения многие из них предпочли эмиграцию со всеми ее проблемами, чем жизнь в России в условиях проводившихся репрессий. За границей эмигрировавшими белыми было создано уникальное Русское Зарубежье. И казачество, будучи составной частью белой эмиграции, привнесло в нее свой самобытный и интересный колорит.

Казачья судьба на чужбине была тесно переплетена с судьбой остальных сограждан-эмигрантов, и нередко общественная жизнь казаков формировалась не только под влиянием законов принявшей страны или старого родового обычного права, но и тех правовых норм, которые действовали на территории утерянной имперской России. Государственное законодательство уже несуществующей державы, не подкрепленное институтами государственной власти, таким образом, перешло в разряд нового обычного права, обязательность исполнения норм которого формировалось не из страха перед неминуемостью наказания, но из чувства ностальгического трепета перед Россией, с потерей которой никто из эмигрантов не хотел смириться.

В ноябре 1920 года на Босфоре сосредоточилось 126 судов, на которых находилось около 100 тысяч военных чинов и 50 тысяч гражданского населения, в том числе 20 тысяч женщин и 7 тысяч детей. Из Крыма было эвакуировано более 6 тысяч раненых.

Согласно договору Главнокомандующего с верховным комиссаром Франции на Юге России графом де Мартелем все лица, эвакуированные из Крыма, поступали под покровительство Французской республики. Взамен правительство Франции брало в залог русский тоннаж[2.]. Из числа эвакуированных около шестидесяти тысяч были чины Русской армии, которые были определены в особые лагеря с сохранением военной организации и с оставлением и сохранением части оружия.

По прибытию в Константинополь барон Врангель поставил перед собой следующие задачи: обеспечить всех покинувших Крым людей кровом и пищей, оказать им медицинскую помощь, сохранить боеспособность Русской армии и в дальнейшем перевести ее в братские славянские страны.

Основной воинский контингент был определен в четырех лагерях: в Галлиполи под начальством генерала от инфантерии Кутепова, в Чаталджи под начальством генерал-лейтенанта Абрамова, на острове Лемнос под начальством генерал-лейтенанта Фостикова и в Безерте под начальством вице-адмирала Кедрова, куда было направлена Русская эскадра и морской кадетский корпус.

На острове Лемнос казаки чувствовали себя словно в тюрьме. Окруженный со всех сторон морем, казачий лагерь был оцеплен французскими часовыми, по нему даже не разрешалось свободно передвигаться. При этом, союзники выделили казакам ограниченное число палаток, по одной на 14 человек. Рваные, полуистлевшие, не защищавшие ни от дождя, ни от ветра. Не только казаки, но и женщины и дети, спали на голой земле, иногда – на жиденькой подстилке из травы. Донцы страшно завидовали кубанцам, которые прибыли на Лемнос раньше и получили от союзников кровати и одеяла. Ежедневный продовольственный рацион составлял – 200 граммов консервов, 400 граммов хлеба, 4 грамма чая и 30 граммов сахара. Питьевой воды не хватало. Еду нельзя было достать даже за деньги. Дров союзники отпускали так мало, что их не хватало даже на кипячение воды, не говоря уже о приготовлении пищи. Поэтому казакам приходилось с первых же дней заботиться о топливе. На безлесном, каменистом острове, со скудной растительностью, это казалось самой неразрешимой задачей. Почти месяц казаки потратили на то, чтобы разбить линейки, устроить площадки, лестницы, дорожки. Каменистый грунт с трудом поддавался. Для защиты от дождевой воды, которая могла затопить и снести палатки, пришлось рыть целую систему канав. И все же, лагерь был разбит в срок, точно по указанному плану и, даже выглядел презентабельно. Ровными рядами, со строгими интервалами стояли палатки. Особенно выделялся правильностью линий и симметрией участок Терско-Астраханского полка, хотя он и располагался в самом неудобном месте – на склоне горы.

Попасть в город можно было по особым пропускам, которые выдавались всего лишь на день, да и то не всем. Греческую церковь посещали только группами, причем французы внимательно следили за тем, чтобы люди не расходились по городу. Немало неприятностей доставлял климат острова. Все чаще и чаще шли дожди, выпадал снег, порывестее становился ветер. От постоянной сырости дно палаток превращалось буквально в грязную трясину, которая засасывала постели из соломы. Досаждали вши. Конечно, в лагере существовали бани, однако, из-за отсутствия дров они почти все время не работали. Не спасали и дезинфекционные камеры. Не хватало одежды и особенно обуви. Скудный рацион, отпускаемый союзниками, толкал изголодавшихся людей распродавать или обменивать личные вещи на продукты у греческого населения острова.

Но гораздо тяжелее переживалась полная оторванность от мира. Никто из казаков не знал о судьбе остальных частей Русской армии генерала Врангеля, ни одна русская газета не доставлялась на остров Лемнос. Союзники предлагали свои издания, но читать их могли очень и очень немногие. Тогда у бывшего редактора популярной газеты «Сполох» Куницына, родилась идея переводить зарубежные статьи и самые интересные сообщения печатать в особых бюллетенях. Так появился «Информационный листок». Почти не было бумаги, поэтому рукописная газета выходила только в 10 экземплярах, которые и расклеивались по лагерю. Надо ли говорить, с каким восторгом встретили это казаки. Читали и тут же обменивались впечатлениями. Причем, не только друг с другом, но и с союзниками.

По прибытии Русской армии в Константинополь на ее средства полугода содержались врачебно-санитарные учреждения в военных лагерях, лазареты для беженцев в Константинополе и его окрестностях и 3 госпитальных судна. Все раненые и больные были размещены в этих лечебных учреждениях, а также в иностранных госпиталях[2.].

Часть беженцев отправлена в соседние государства, правительства которых дали согласие на их прием: 22 тысячи в Сербию (в том числе 2 кадетских корпуса), 4 тысячи в Болгарию, 2 тысячи в Румынию и 2 тысячи в Грецию. По распоряжению П. Н. Врангеля в Константинополе была создана Беженская часть, которая совместно с общеизвестными организациями обеспечивала остальных эмигрантов лагерями и общежитиями, которые финансировались из средств, отпускаемых Главнокомандующим[2.]. Однако следует отметить, что средств, отпускаемых на нужды гражданской части беженцев, катастрофически не хватало. Люди продавали вещи, не брезговали ни какой работой.

Практически с самого начала размещения Русской армии в Турции французское военное командование предпринимало активные меры по принуждению Врангеля к сдаче его армией оружия. Поэтапно урезалась норма воинского пайка и размер денежного жалования, к солдатам и офицерам допускались агитаторы, призывающие возврату в Россию или же к переезду в Бразилию. Несмотря на явно враждебные проявления со стороны вчерашних союзников, влачившая полуголодное существование армия, сокращенная Врангелем до 45 тысяч человек, морально окрепла и показала французам образец воинской дисциплины. Кроме этого, получила второе дыхание общественная жизнь в эмигрантских лагерях: играли полковые оркестры, были сооружены 7 церквей, функционировал самостоятельный театр, организовывалась рукописная печать и различные клубы[4.].

Оторванные от родных станиц, в тоскливом ожидании казаки на острове Лемнос старались хоть внешне чем-нибудь скрасить свою жизнь. Одним из развлечений был футбол. Юнкера Атаманского и Алексеевского училищ организовали команды, постоянно игравшие между собой. Временами удавалось даже проводить международные матчи, против находившихся на острове англичан и французов. Однако футбольные баталии многих казаков не увлекали. Как вспоминал один из офицеров корпуса, они так не смогли понять, в чем же заключается суть этой «басурманской игры». Большую часть своего времени донцы проводили в церкви, сооруженной в самой просторной палатке. Иконостас, светильники и вся утварь были сделаны из подручного материала: из простынь, одеял, банок, жестянок и ящиков из-под консервов. Организовали хоры, нашлись регенты – не только любители, но и со специальным образованием. Под влиянием тяжелых условий жизни религиозность казаков еще больше окрепла. Церковь всегда была полна усердно молящимися.

Особенное внимание в лагерях было обращено на военно-учебную часть. В восьми военных училищах обучалось 3 тысячи юнкеров, были открыты школы: артиллерийская, инженерная, гимнастическая, а также курсы по подготовке командного состава. Для детей-подростков были устроены гимназия и детские сады[2.].

Продовольственную поддержку эмигрантам частично оказывала Лига Наций, организация ARA (American Relief Administration) и французское военное командование, но основная финансовая нагрузка легла на плечи командования Русской армии. Значительные денежные средства Российской империи находились в руках дипломатов, объединившихся в Совет послов, но выделять деньги Врангелю они под разными предлогами отказывались. Лишь в апреле 1921 года бывший командующий Северной армией генерал Миллер смог уговорить русского посла в Вашингтоне передать на нужды беженцев 600 тысяч долларов. Миллион франков перевел на нужды Русской армии через Земско-городской союз русский агент в Токио. Чтобы поправить финансовую ситуацию в эмигрантской среде, Врангель пошел на непопулярную меру – была проведена распродажа невостребованных ценностей Петроградской ссудной кассы[4.].

Тяжелым положением беженцев воспользовались различные агитаторы. Примерно около тысячи эмигрантов (в основном казаки) выехали в Бразилию (преимущественно для работы на кофейных плантациях)[2.].

Французы, воспользовались настроением казаков, объявили запись в «иностранный легион». Волонтеры должны были быть в хорошей физической форме и ростом не ниже 1 метра55 сантиметров. При поступлении заключался обязательный контракт сроком на 5 лет, и выплачивалось единовременное пособие в 500 франков. Союзники рассчитывали, что измученные пребыванием на Лемносе, казаки с радостью воспользуются возможностью сменить обстановку. Причем, запишутся наиболее боеспособные солдаты и офицеры. Это вынудило Врангеля издать специальный указ, регламентирующий вступление в иностранный легион. Стать волонтером мог лишь тот, чье пребывание в русской армии признавалось нежелательным. Французы тут же начали призывать казаков не слушать начальников, которые привели Белое движение к краху. В итоге записались в волонтеры и казаки, и юнкера, и офицеры. Лишь бы только вырваться из лагеря, а там – будь, что будет. Сколько вступило в легион – до сих пор точно не установлено. Как вспоминал генерал Богаевский, только из Донского Корпуса – более тысячи человек. Волонтеры Иностранного легиона потом объясняли свою запись в легион нечеловеческими условиями пребывания на Лемносе[5.].

Известны и случаи службы терцев в составе французского Иностранного легиона на территории Африки и Ближнего Востока. Так 16-17 октября 1925 года в Сирии 1-й Кавалерийский Иностранный полк смог сдержать натиск 4-х тысячного отряда друзов, потерявших в бою 1000 человек. Из 60-ти погибших легионеров 10 были казаками, в том числе, Колотилин Федор, Колесников Яков и Енин Василий – терскими[6.].

Что примечательно, в Сирии не было каких-либо враждебных отношений между казаками и потомками кавказцев, покинувших родные места в ходе Кавказской войны. Инженер В. И. Попов, побывавший в Сирии в 1928 году, рассказывал: «В Дамаске я посетил гробницы наших погибших героев-кавказцев и легионеров и в присутствии наших казаков и представителей Черкесского полка возложил на их могилы от имени Донского атамана и Казачьего союза цветы. Командир Черкесского полка (горцы, эмигрировавшие во времена Шамиля) взял адрес Донского атамана. Шел разговор о желательности для них пополнения полка охотниками-казаками»[6.].

Некоторая часть эмигрантов поддалась на уговоры вернуться в Россию. Так в феврале и апреле 1921 года в Новороссийск и Одессу прибыло 4 тысячи репатриантов. Третья часть из них была тут же расстреляна, остальная часть помещена в концентрационный лагерь близ Новороссийска, а затем отправлена на принудительные работы на Север России или же в Баку[7.].

Были случаи и бегства репатриантов из СССР обратно за границу. Так, 14 ноября 1925 года удалось бежать из Одесского ЧК и добраться до Варны 50-ти казакам. Среди них было пятеро терцев: Крылов, Марченко, Мальцев, Скляров и Тищенко[6.].

Широкомасштабная акция большевистского правительства по репатриации провалилась, 2/3 всех возвращенцев прибыло в СССР из разных мест рассеяния в 1921 году, в дальнейшем число желающих вернуться значительно сократилось. Всего с 1921 по 1931 год в Россию прибыло 181 432 человека, что представляло не более от общего количества эмигрантов[4.].

Непростые отношения складывались у Врангеля с донским и кубанским казачьими правительствами в изгнании. В декабре 1920 года был создан «Союз возрождения казачества», который выступал за разрыв отношений с Главнокомандующим. Донской войсковой круг обратился к американскому правительству с просьбой принять всех казаков в качестве гражданских беженцев, что шло в разрез со стремлением барона сохранить единство армии. В ответ на это Врангель при поддержке атамана А. П. Богаевского удалил всех членов Круга из Константинополя в Болгарию. Еще более бескомпромиссно был настроен барон в отношении Кубанской Рады, которая под нажимом Главнокомандующего приняла решение избрать войсковым атаманом лояльного Врангелю генерала В. Г. Науменко[8].

                                        Генерал В.Г.Науменко(1883г-1979г).

Как и в период Гражданской войны, не вызывали беспокойства у Главнокомандующего атаманы Терского и Астраханского казачьих войск, казаки которых были сведены в Терско-Астраханский полк в составе Донского корпуса[3.].

14 января 1921 года было заключено особое соглашение между атаманами и правительствами Дона, Кубани и Терека, в котором провозглашалось продолжение борьбы против Советской власти «при сохранении единого командования», но и декларировалось «право устраивать жизнь своих краев на основах подлинного народоправства и здорового экономического развития». В соглашении говорилось:

1. Дон, Кубань и Терек, сохраняя неприкосновенность своих конституций, по вопросам внешних сношений, военным, финансово-экономическим и общеполитическим действуют объединено.

2. Все вопросы, указанные в п. 1, разрешаются в Объединенном совете Дона, Кубани и Терека, в состав которого входят войсковые атаманы и председатели правительства.

3. Все сношения, исходящие от Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, производятся одним из атаманов по уполномочию совета.

4. Развитие настоящего соглашения производится путем дополнительных частных соглашений.

5. Настоящее соглашение имеет целью быть внесено на утверждение Больших Войсковых кругов и Краевой Рады, но вступает в силу тот час по его подписании[3.].

Кажущееся единство российской эмиграции было расколото появившейся самостоятельной политической силой в лице Объединенного совета Дона, Кубани и Терека.

В феврале 1921 года новая организация получила финансовую независимость от барона Врангеля. Иностранные комиссары в Константинополе признали право донского атамана распоряжаться ценностями (1778 пудами серебра из запасов донской казны, а также золотом, драгоценными камнями и церковной утварью), вывезенными из России в Турцию еще в марте 1920 года. Была учреждена подотчетная Донскому кругу «Серебряная комиссия», которая занималась реализацией ценностей для пополнения казны, расходов на содержание правительственного аппарата и оказание помощи казакам-воинам и беженцам. Однако попытка атаманов выйти на уровень самостоятельных отношений с иностранными державами не увенчалась успехом – верховный комиссар Франции в Константинополе Пеле дал понять Богаевскому, что не желает рассматривать Объединенный совет Дона, Кубани и Терека в качестве альтернативы Врангелю. Вдобавок ко всему, возникли явные противоречия между войсковыми атаманами и казаками-фронтовиками, уставшими от политиканства своих лидеров. Командиры казачьих частей в письмах войсковым атаманам высказывали недовольство политикой разрыва с Врангелем и подчеркивали, что для них барон был и остается Главнокомандующим[3.].

Отношения командования Русской армии с французскими оккупационными войсками к апрелю 1921 года обострились до предела. Союзники отказывались финансировать эмигрантский воинский контингент, обосновывая это тем, что на содержание его за пять месяцев пребывания в Константинополе ушло 200 миллионов франков, притом, что все имущество Русской армии, переданное французской стороне, было оценено последней в 30 миллионов франков. «Русский земско-городской совет помощи русским беженцам за границей» представил французам иные цифры оценки эвакуированного из Крыма имущества – не менее 280 миллионов франков, но давление на командование Русской армии только усиливалось[5.].

Вопрос о переводе армейских чинов в разряд гражданских беженцев категорически отметался Главнокомандующим. Врангель не желал распускать армию, во-первых, не желая лишиться мощного рычага политического давления, во-вторых, рассматривая возможную перспективу продолжения вооруженной борьбы с большевизмом. Учитывая сложность обстановки, Главнокомандующий отправил на Балканы начальника штаба Русской армии генерала П. Н. Шатилова для переговоров с правительствами стран, которые смогли бы принять у себя белогвардейцев. Главными условиями Врангеля были сохранение частями армии воинской организации и возможность выполнения чинами общественных работ для обеспечения существования[4.].

Королевство сербов, хорватов и словенцев дало согласие на прием регулярной конницы на службу в сербскую пограничную стражу, а кубанских казаков и технические части – на различные дорожные работы.

Правительство Царства Болгарского дало разрешение на расселение в предоставленных болгарами казармах 14-тысячного воинского контингента, причем в обеспечении их жизни на один год, были внесены средства в депозит государственной кассы.

Небольшая часть военнослужащих русской армии была размещена в Греции, Чехословакии и Венгрии. Перемещение воинского контингента в перечисленные страны производилось с мая 1921 года по май 1923 года[2.].

В мае 1921 года началась переправа казаков в Болгарию и Сербию. В первом эшелоне, через Салоники и сербский пограничный пункт Гевгели, 1 июля 1921 года прибыли саперные полки Донского и Кубанского корпуса (вместе с полком Первого армейского корпуса, всего 4000 бойцов). Они были причислены к штату Министерства строительства и направлены на постройку стратегических дорог: Вранье–Босилеград (впоследствии эта дорога стала называться «Русский путь»); Гостивар–Дебар, Косовска–Митровица–Рашка, Штип–Кочане. С 1926 года эшелон казаков получил работу на шахтах пирита в окрестностях города Доньи-Милановац, на руднике «Кленовик» возле города Пожаревац, затем работал на стройках железных дорог Кральево–Рашка и Мала-Крсна–Топчидер. Донские казаки строили железные дороги в Бихаче, Босанска-Крупе, а позднее, вместе с кубанскими – железную дорогу Ормож–Лютомер–Птуй (в Словении).

Во втором транспорте 9 июля 1921 года прибыли основные части Кубанской казачьей дивизии, чины Генерального штаба и Гвардейский дивизион ген. Врангеля (состояла из 80-ти гвардейцев – донских казаков и по одному эскадрону кубанских и терских). Запорожский казачий эскадрон при 3-м полку Кубанской дивизии прокладывал железную дорогу Ниш–Княжевац, эскадроны кубанцев-гвардейцев собирали трофеи на полигонах битв Первой мировой войны вблизи города Битоль и некоторое время служили в составе пограничных войск страны. После завершения постройки железной дороги в Словении Гвардейский дивизион кубанцев (около 250 казаков) в 1924 году переехал на постоянное жительство в северные области страны в города Бараня и Славония. На новом месте переселенцы, полным составом поступив на службу к барону Виктору Гутману на сахарный завод имения Браньино-Брдо близ города Бели-Манастир, на лесозаготовки в Белище и в известное государственное имение «Белье».

По секретному заданию Военного министерства Королевства сербов, хорватов и словен в декабре 1924 года вооруженные и хорошо обмундированные казачьи отряды, вместе с офицерами-добровольцами Русской армии (всего несколько сот бойцов под командованием полковника Миклашевского), провели успешное военное вторжение в Албанию, из Дебар, Призрен и Джаковица. Таким образом, они приняли непосредственное участие в свержении Фан Ноли в Тиране и вступлении Ахмета Бек-Зогу на албанский престол.

До 1926 года штаб Кубанской дивизии, во главе с ген.-майором Виктором Эрастовичем Зборовским, был расквартирован в городе Вранье, а затем переехал в город Пожаревац. Размещенные в отдаленных пунктах, части дивизии оставались сплоченными между собой; эта дивизия оставалась единственным военным формированием Русской армии в изгнании, вплоть до 1941 г. сохранившим в Королевстве Югославии не только свою монолитность, но и казачьи военные традиции, боеспособность и форму. Некоторые роты и духовой оркестр дивизии в 1920–30-е годы принимали участие в парадах и торжествах страны.

Основная группа терских казаков обосновалась в Болгарии. В городе Ямбола в пустующих казармах расположился Терско-Астраханский полк и Атаманское военное училище. Терцы работали в окрестностях города на постройке дорог, на виноградниках, каменоломнях, в сельских хозяйствах. В городе казаки полным составом собирались лишь по праздникам; здесь у них была церковь, читальня и врачебный пункт. Чины, не способные к тяжелому физическому труду, освоили кустарные промыслы, на которых неплохо зарабатывали[6.].

В письме, отправленном казаком из Ямболы к родственникам в Россию, есть такие строки: «Живут казаки-ямбольцы с болгарами в большой дружбе и во взаимном уважении. В этом сказался такт старших казачьих групп. Местный болгарский гарнизон считает казачьи группы своими, офицерам оказывается уважение, болгарское офицерское собрание для них всегда открыто. На все торжественные акты болгары приглашают старших казачьих офицеров, некоторые у них занимаются преподаванием. С большим изумлением болгары смотрят на великодушие и щедрость казаков, зная их трудное материальное положение. Например, они были поражены, когда на памятник погибшему болгарскому воину возложили сравнительно дорогой металлический венок, оказавшийся единственным среди цветов и венков из зелени»[6.].

В отличие от основной массы гражданских лиц, создавшей во всех уголках страны «русские колонии», казаки, проживавшие вне казачьих военных подразделений, не желали подчиняться комитетам русских колоний. Они создавали «казачьи станицы», самостоятельно избирая представителя – атамана. Такие станицы, хутора и курени были трех видов: чисто кубанские, донские и терские; «общеказачьи» (смешанные) и полуподпольные – «вольно-казачьи», возникавшие в 30-е годы как политические группировки. С годами станицы реорганизовывались, объединялись или прекращали свое существование. Названия они получали по месту расквартирования или по округам. Некоторым присваивалось имя выдающихся атаманов – Булавина, Некрасова, Краснова, Кухаренко, Шкуро… Самое большое сосредоточение казачьих станиц было в хлебородной области Воеводина.

Среди казаков, проживавших в станицах, были развиты солидарность, патриотизм, лояльность к приютившему их государству и дружеские чувства к местному населению. Если вблизи станицы оказывалась русская колония или другое казачье поселение, царили сотрудничество и терпимость друг к другу. Образованные казаки принимали участие в культурной жизни русской эмиграции. В деревнях много казаков-священников оказалось на службе Сербской церкви; казаки были регентами церковных или любительских хоров, учителями начальных школ, инструкторами верховой езды. Традиционно привязанным к земле казакам на чужбине редко удавалось приобрести собственный участок и заниматься хлебопашеством. Гордость и жизнь в кругу станичников не позволяли казаку пойти батрачить в периоды полевых работ. В деревнях и на хуторах охотнее всего они занимались ремеслами или создавали артели-задруги: изготавливали кефир, сыр, пекли хлеб. Казаки со средним образованием, оказавшиеся в воеводинских селах, где преобладало население из национальных меньшинств (не всегда лояльное к Королевству сербов, хорватов и словен), получили места государственных чиновников, становились писарями, бухгалтерами, землемерами…

Женились казаки на местных женщинах, преимущественно словачках, русинках, немках, венгерках. Такие браки были прочными и многодетными. Детей крестили в православную веру. Полученное приданое давало возможность создать собственное хозяйство. Отдаленность от русских культурных очагов и низкий уровень образования казаков способствовали быстрой ассимиляции младшего казачьего поколения.

Станицы, подобно казачьим военным подразделениям, подчинялись своим атаманам и войсковым руководителям. До 1941 года Сербия являлась центром Кубанского и Терского казачества на чужбине. Тут жили кубанский походный атаман генерал-майор Вячеслав Григорьевич Науменко (1883–1979) и терский – генерал-лейтенант Герасим Андреевич Вдовенко (ок.1865–1945). В Белграде находились «канцелярии» Кубанского и Терского правительств. Председателем Кубанского правительства был полковник Михаил Карпович Соломахин, а Терского – военный инженер Евгений Александрович Букановский. Кубанская краевая рада (парламент) в 20-е годы заседала в Новом Саду или в Белграде. В Сербии проживал походный атаман Астраханского казачьего войска генерал-майор Николай Васильевич Ляхов. Донской атаман генерал-лейтенант Африкан Петрович Богаевский короткое время жил в Белграде, в 1923 году уехал в Париж, ставший, наряду с Прагой, политическим центром Донского казачества.

Оклады русских военнослужащих сербской пограничной стражи составляли от 700 до 1000 динаров, на строительных работах до 1500 динаров. В целях получения некоторых средств на случай болезни или безработицы из начисляемых сумм удерживалось финансовым контролем от 6% до 8%. Деньги эти составляли личную собственность каждого вкладчика, но расходовались только в определенных случаях. В группах работающих казаков создавались процентные отчисления на пополнение ремонтного, инвалидного, санитарного и запасного капитала. Особыми положениями и договорами, заключенными с дирекциями строительных работ, точно регламентировались порядок и распределение заработной платы во всех группах; семьи казаков, находящихся на работах, получали паек от дирекции.

Социальные отношения в среде военнослужащих Русской армии формировались не только под воздействием приказов и распоряжений Главнокомандующего, но, в большей степени, на основе внутренней благотворительности. В связи с этим постепенно наладилась медицинская помощь, открылись артельные мастерские, устроились библиотеки и читальни, начала выпускаться газета «Кубанец». Очень часто отчисления в капиталы, социальная составляющая которых была очевидна, производились казаками в значительно большем объеме, нежели это оговаривалось в распоряжениях командования[2.].

Части, расположившиеся в Болгарии, к 1-му сентября 1921 года полностью перешли на трудовое положение. Здесь так же формировались капиталы, накапливались пайки на случай болезни или временной безработицы. Благодаря запасным пайкам, которых к ноябрю насчитывалось 4 тысячи, удалось благополучно перезимовать военнослужащим, оставшимся в зиму без работы[2.].

Медицинские учреждения в эмиграции первоначально финансировались на средства, отпускаемые Советом послов в Париже, но с августа 1923 года армия начала поддерживать функционирование лечебных учреждений полностью. В местах расположения рабочих групп находились: в Королевстве Сербов, хорватов и словенцев – 10 околотков на 5 коек каждый, и 6 амбулаторий, а в Болгарии – 25 околотков, из них 4 на 10 коек, остальные на 5 коек каждая, и одна амбулатория. Кроме этого, полностью из капиталов Русской армии финансировались рабочие группы, обслуживающие санитарные учреждения (в том числе и Красного Креста): в Королевстве сербов, хорватов и словенцев – лазарет, и в Болгарии – 2 госпиталя на 50 и 25 коек. Частично финансировались медико-санитарные учреждения Русского Красного Креста, обслуживающие как русских воинов, так и гражданских лиц: в Королевстве сербов, хорватов и словенцев – госпиталь, лазарет, амбулатории и зубоврачебные кабинеты, в Болгарии – 2 госпиталя[2.].

Бароном Врангелем значительное внимание уделялось образованию. До 15 сентября 1923 года на средства, выделяемые Главнокомандующим, содержалось несколько военных училищ, в которых за время пребывания в эмиграции было произведено в офицеры до 2 тысяч юнкеров. За недостатком средств занятия в училищах прекратились, но продолжали действовать кадетские корпуса в Сараево, Белой Церкви и Билеча, в которых к 1924 обучалось 1200 кадетов.

Кроме военных учебных заведений, в Королевстве сербов, хорватов и словенцев находилось 3 девичьих института, в которых воспитывалось свыше 600 девочек. Кадетские корпуса и девичьи институты содержались на средства, отпускаемые сербским правительством.

В Болгарии, ввиду отсутствия подобных Сербии правительственных дотаций и принимая во внимание большое количество детей школьного возраста, армейские части за свой счет содержали гимназию на 150 детей (преимущественно сирот), и интернат для 60 детей в Варне[2.].

В результате договоренностей с вузами различных государств, к 1923 году было определено в них для продолжения обучения более 2000 русских студентов, не успевших получить высшее образование в России. Наибольшую поддержку в решении этого вопроса оказала Чехословакия – в высшие учебные заведения Праги удалось устроить около 1000 студентов, и Югославия, где продолжали учебу такое же количество беженцев. Армия на первых порах поддержала студентов, которым выделялась материальная помощь для переезда к месту обучения, отпускались ежемесячные пособия, а также выдавались средства на организацию общежитий и столовых. Для получения офицерами гражданских специальностей открывались специальные технические курсы[8.].

Помощь инвалидам, нетрудоспособным и семьям чинов армии выделялась по большей части из внутренних средств Русской армии, хотя были случаи и правительственных дотаций в странах, приютивших эмигрантов. Сумма пособий и категории лиц, получающих их, все время менялись, и к 1924 году денежные средства отпускались для содержания 25 пенсионеров, 800 инвалидов, состоящих в рядах армии, и до 2000 членов семей. В Болгарии ежемесячное пособие получали до 1000 инвалидов, не числящихся в частях войск, через Российское Общество Красного Креста[2.].

Донское правительство в изгнании 10-11 сентября 1922 года в Софии провело совещание станичных атаманов, на котором вырабатывались меры, препятствующие к возвращению казаков на Родину. В числе прочих, на совещании было принято решение об открытии для казаков сети столовых. Прибывшему из Парижа на съезд донскому писателю Харламову было предложено редактировать газету «Казачьи думы»[9.].

Барон Врангель, негативно относясь к любым политическим группировкам, поставил для себя и своих подчиненных одну комплексную задачу – сохранить Русскую армию, попытаться решить для ее чинов вопросы социального характера и быть готовым для дальнейшей борьбы с большевизмом. Выполнение этой задачи было осложнено не только недостатком финансовых средств и действиями ГПУ и Разведывательного управления Красной Армии, но и, в первую очередь, противоречиями, возникшими между различными политическими течениями русской эмиграции. Крупнейшими из таких группировок стали: монархисты – сторонники великого князя Кирилла Владимировича, блок Высшего монархического совета, объединивший сторонников великого князя Николая Николаевича, национально-прогрессивная группа – кадетского, либерального направления, блок отколовшегося от кадетов левого крыла с социалистами и левоказачьими организациями, и явно просоветское движение «сменовеховцев»[4.].

Примечания

1. Российское казачество. Научно-справочное издание. – М., 2003.

2. Палеолог С. Н. Около власти. – М., 2004.

3. Краснов В. Г. Врангель. Трагический триумф барона. – М., 2006.

4. Шамбаров А. Е. Белогвардейщина. – М., 2004.

5. Ауский С. А. Казаки. Особое сословие. – СПб., 2002.

6. Сидоров В. «Крестная ноша». Трагедия казачества. Т. 2. – М., 1996.

7 Акция Нансена. Сводка сведений об отношении Советской власти к реэмиграции. – «Родина», № 10, 1990.

8. Губенко О. В. Терское казачье войско в XV-XXI вв. Влияние государства на социально-экономические аспекты казачьей жизни. – Ессентуки, 2007.

9. Смирнов А. А. Казачьи атаманы. – СПб., 2002.

10. Слащев-Крымский Я. А. Белый Крым. – М., 1990.

11. Шамбаров В. Е. Государство и революции. – М., 2002.

12. Казачий словарь-справочник. Т. 2. – Сан Ансельмо, США, 1968.

13. Федоров Н. В. От берегов Дона до берегов Гудзона. – Ростов-на-Дону, 1994.

14. Казачий словарь-справочник. Т. 1. – Кливленд, США, 1966.

15. Крикунов П. Казаки между Гитлером и Сталиным. Крестовый поход против большевизма. – М., 2005.

16. ГАРФ, ф. 5853, оп. 1, д. 69.