«Я терпеть не могу беспорядков, а паче не люблю, что и самая каналья, каковы здешние горские народы, смеет противиться власти Государя».
Алексей Ермолов родился 6 июня 1777г.
247 лет со дня рождения выдающегося военачальника Российской Империи, дипломата, героя Суворовских походов и Наполеоновских войн, с 1820 по 1827 гг. командующего Отдельным Кавказским корпусом, усмирителя Чечни и Дагестана, генерала от артиллерии Алексея Петровича ЕРМОЛОВА!
Публикуемые ниже стихи появились в середине 1990–х годов и с того времени неизменно вызывают бурное негодование нынешних кавказских академиков (абреков).
НАМЕСТНИК КАВКАЗА
Два столетья назад это было:
Из границ, как бурлящий поток,
Вырывалась имперская сила,
Наступая на юг и восток.
Чтобы впредь воровская проказа
Не терзала её рубежей,
Шла Россия в теснины Кавказа
Под удары чеченских ножей.
Закрепляясь в аулах и селах,
Власть закона вбивалась в умы.
И суровый наместник Ермолов
Стал для горцев страшнее чумы.
Генерал богатырского роста,
С поседевшею гривой волос,
Он глядел на разбойников просто,
Как на рой надоедливых ос.
Понимая, что их не исправить,
Коль не править железной рукой,
Порешил он условье поставить:
Жизнь чеченов в обмен на покой.
И однажды в угрюмые скалы
Полетели такие слова:
«Слушай русскую волю, шакалы,
У кого еще есть голова!
Ныне вам, отщепенцы Аллаха,
Оглашаю свой новый указ:
Всякий род ваш для пущего страха
Аманатов–заложников даст.
При набегах блуждающей банды
И потерях в российских полках,
Так и знайте – без долгой валанды
Аманатам висеть на суках.
А селенья враждебные – в пламя,
Дабы впредь стереглись бунтовать.
Обещаю: зелёное знамя
Вы зубами научитесь рвать.
Вот тогда вам чертям станет тошно.
На колени, мерзавцы, – а ну!
Смерть за смерть – это слишком роскошно,
С вас теперь – сто смертей за одну».
Можно всё это счесть негуманным,
Дав упрёк христианской стране,
Но в сознаньи от мести туманном
Только сила понятна Чечне.
А гуманность – трескучая фраза.
Злобой горцы по горло полны,
К ним суровый наместник Кавказа
Был суров по закону войны.
«Нужно силу? Ну, так вот же вам сила.
Так скулите, шайтана кляня!»
И испуганно нос прикусила,
Замирилась, утихла Чечня.
Вместо вялых речей дипломата
В мозг ей врезался пушечный гул.
За разбой, за убийство солдата
Выжигался чеченский аул.
Страхом стиснуло горцев. А вскоре
На осколках бандитских костей
По артериям рек, у предгорий
Завязались узлы крепостей.
И под вопли кичливой оравы,
Перед тьмой ненавидящих глаз
Бастионами русской державы
Опоясался дикий Кавказ.
Так там Царская воля вершилась!
Но вдали, за дворцовой стеной,
Либеральная чернь копошилась,
Исходя ядовитой слюной.
И вскипала слюнявая пена,
Лживый пафос струился в речах:
«О, как сильно прижали чечена!
Пред чеченами мы в палачах.
Ах, Европе сие не по нраву,
Там Ермолов звучит, как ярмо.
Да когда ж ему сыщут управу,
Чтобы сгинуло имя Его?!
Он живёт, как «безумный философ,
Весь в крови от изрубленных тел…»
Сколько было подобных доносов,
Клеветою отравленных стрел!
Небо хмурится, воет волчица,
Перевалы окутала мгла…
Из столицы с фельдъегерем мчится
Предписание – сдать Алексею дела.
А обиду пусть ветер остудит.
Государево слово верно:
Граф Паскевич наместником будет.
Что ж Ермолов? – В отставку, Его.
Тут уже не масонские сказки.
Есть приказ, да не вышел бы сбой.
Ощетинился корпус Кавказский, –
Только тронь, и ответит пальбой.
Двадцать тысяч, в боях обожжённых,
Не смутят ни хула, ни навет.
Генерал же своих приближённых
Пригласил на последний совет.
«Запрещаю ответные меры! –
Процедил он, темнея лицом, –
Кончен бал, господа офицеры.
Я в опале, и дело с концом.
Честолюбие ведает каждый,
Но и каждому ведома честь.
А присяга дается однажды,
Коль её суждено произнесть.
Я ж в словах и делах не меняюсь,
Потому и не спорю с Царём.
Ухожу, господа, подчиняюсь.
Мне ль в Империи слыть бунтарём?»
Помолчал и добавил устало:
«А за преданность мне я в долгу.
Крови вражеской пролил немало,
Русской крови пролить не могу».
Он поднялся. Во взоре – ни капли
Прежней грусти, лишь хладная бронь.
На эфесе суворовской сабли
Львиной лапой застыла ладонь.
И ушёл победителем полным.
Нет, не горцев – себя самого!
Офицеры поклоном безмолвным
В трудный путь проводили его.
…А теперь завершенье рассказа.
Тридцать лет, вплоть до смертных минут,
Прожил бывший наместник Кавказа,
Прожил так, как в изгнанье живут.
То в Москве, то в орловском поместье,
Одинокий, забытый порой.
Но – с Россией, с Империей вместе.
Не изменник – опальный герой.
И досель его грозное имя,
Пролетев чрез времён чехарду,
Повторяется снова и снова
С именами в Георгиевском ряду.
К весне 1818 года штаб генерала Ермолова, проконсула Кавказа был завален донесениями о кровавых бесчинствах творимых чеченцами на казачьих землях. Масштабы набегов приобретали все более угрожающий характер, заместитель Ермолова даже приказал снять все посты по Тереку, ввиду их бесполезности и опасности быть вырезанными самим. Ситуация была плачевной, жители станиц боялись выйти за ворота, между станицами передвигались в сопровождении воинского разъезда, один раз в день и то только после предварительного осмотра дороги. Чеченцы нападали внезапно из волчьих засад, устраивали резню, угоняли скот, хватали женщин и детей, разрушали и сжигали станицы и села. Такое положение дел требовало определенных решений и действий, и они не заставили себя долго ждать.
Ермолов решил действовать жестко, он понимал, что так называемые «мирные чеченцы» живущие в ближайших околотеречных аулах являются главными поставщиками сведений о передвижениях российских войск. Именно в этих «мирных» аулах разбойники устраивали свои базы, готовились к набегам и сюда же привозили награбленное и пленных.
Доложив наверх о положении дел и о творимых кровавых нападениях, утвердив свой план «умиротворения» с императором Александром I, проконсул приступил к действиям. К жителям аулов были предъявлены жесткие требования, в частности в обращениях к чеченцам было сказано: «В случае воровства, аулы обязаны выдать вора. Если скроется вор, то выдать его семью. Если, жители села дадут возможность и семье преступника совершить побег, то обязаны выдать ближайших его родственников. Если не будут выданы родственники — селения ваши будут разрушены и сожжены, семьи распроданы в горы, пленные повешены». Также проконсул вызвал к себе старейшин аулов и объявил им, что если хоть один отряд бандитского зверья будет пропущен через их земли, все население их сел будет загнано в горы, где их истребит моровая язва и голод, все взятые в плен будут повешены: «Лучше от Терека до Сунжи оставлю выжженные, пустынные степи, нежели в тылу российских укреплений потерплю грабежи и разбои. Выбирайте любое — покорность или истребление ужасное» — сказал им в заключении генерал.
Далее следуя намеченному плану войска были переправлены за Терек и 10 июня 1818 года была торжественно заложена шестибастионная цитадель, получившая говорящее имя Грозный.
Следующей целью Ермоловского плана умиротворения была очистка прилегающей к Тереку территории от враждебного населения. Зная менталитет местных, проконсул понимал, что мирной эвакуации не получится, добиться этого можно только принудительно «примером ужаса». Для проведения показательной карательной акции был выбран аул Дады-юрт, бандитский притон всех окрестных абреков.
15 сентября 1819 года, на рассвете российские войска под командованием походного атамана генерала Сысоева расположились близ Дады-юрта. Отряд атамана состоял из 5-ти рот Кабардинских пехотинцев, роты Троицкого полка, 700 казаков и пяти орудий. Жителям аула был предъявлен ультиматум, было предложено добровольно покинуть селение и уйти за Сунжу.
Но жители посчитав ультиматум пустой угрозой отвергли его и приготовились к обороне селения. Начался отчаянный, кровопролитный бой, одно из первых жестоких сражений российских войск на Кавказе.
Каждый двор в ауле был обнесен каменным забором, который приходилось расстреливать из пушек, перетаскивая орудия на руках к каждому дому под ураганным огнем чеченцов, стрелявших почти в упор. В проделанные пушками бреши бросались бойцы и начиналась жестокая и кровавая рукопашная схватка. Cолдатам отступать было некуда, чеченцы бились за свои семьи. Отчаянное ожесточение нарастало с каждой секундой кровопролитного боя, но напор русского войска остановить было нельзя. Чеченцы поняв, что аул им не отстоять, на глазах нападающих закалывали жен и детей и бросались в бой. Потери с обеих сторон быстро росли, в бой вступили спешившиеся казаки. Штурм села продолжался несколько часов и закончился только после полного поголовного истребления всех защитников села.
Из живых жителей Дады-юрта осталось только 140 женщин и детей, и несколько тяжелораненых мужчин. Аул был сожжен и разрушен огнем артиллерии полностью.Общие потери русских войск составили четверть от своего первоначального состава, был ранен и сам генерал Сысоев.
Уничтожение Дады-юрта заставило жителей остальных аулов отправить свои семьи в горы. И уже следующее селение Исти-Су было взято русскими войсками всего за тридцать минут,, без особого сопротивления в штыковой атаке. Только в мечети аула произошла ожесточенная схватка с группой религиозных фанатиков отказавшихся сдаться, все они были убиты в штыковом бою. Далее без особых проблем были взяты села Наин-Берды и Аллаяр-аул, а вот следующий аул Хош-Гельды встретил Ермолова хлебом-солью и был прощен. Оставшиеся села были покинуты местными. Разбои и грабежи временно прекратились.
Такое жестокое отношение российского проконсула к чеченским аулам повлекло взрыв ярости и распространение мюридизма на всей территории Северного Кавказа. Но надо понимать, что такие действия Ермолова основывались не на варварском отношении к чеченцам, а на горьком опыте переговорных процессов, задабривании горцев, которые ни разу не привели к конструктивным результатам. Хотя и такая практика кровавых зачисток не дала значимых результатов в установлении добрососедских отношений.
После отставки проконсула Ермолова его преемниками было опробовано еще много приемов, способов и средств для установления мира на Кавказе. Но даже не сторонникам Ермоловских методов снова и снова приходилась обращаться к ним, используя наследие генерала для усмирения диких горцев.
http://topwar.ru/2757-general-ermolov-znal-kak-usmirit-abrekov.html
***
КАЗАКИ И ЧЕЧЕНЦЫ.