Мнение. Николай Случевский. Нет примирения без раскаяния.
Чтобы разобраться в том, что происходит в России сегодня, крайне важно понять, что на самом деле случилось тогда — в переломный момент 1917-го. Это отчасти проясняет, есть ли у сообщества русских эмигрантов, которые покинули страну сразу после революции, и у россиян, оставшихся на постсоветском пространстве, нечто общее, общая идентичность.
Здесь стоит оговориться, что в данном контексте под «сообществом эмигрантов» я понимаю только тех, кто уехал сразу после 1917-го, то есть представителей так называемой первой волны. Вторая, третья, четвертая волны были другими — и тоже непохожими на первую. На них повлиял опыт советской жизни.
Позвольте мне начать с главного вопроса: похожи ли русские эмигранты на «постсоветских людей»? Мы все — те же самые «русские люди», описанные классиками литературы, или нет?
Мой ответ — нет, мы категорически не похожи, мы разные. Несмотря на то что мы еще говорим на общем языке, опыт двух сообществ — уехавшего и оставшегося — после 1917 года настолько различен, настолько фундаментально разошлись наши ценности, отношение к истории и традиции, настолько по-разному мы воспринимаем сами себя, что любая возможность «понимания» между нами представляется чем-то спорным. Говоря это, я вовсе не имею в виду, что стоит прервать всякий диалог и попытки взаимодействия между эмиграцией и современной Россией. Но различие исходных позиций, «образов мира» у двух групп с самого начала нельзя недооценивать. 1917 год был не эпизодом в истории России, а ее концом: в определенном смысле слова Советская Россия и почитатели ее идей относятся к России царской как убийца к убитому. Со всеми вытекающими последствиями.
Мне вспоминается знаменитая цитата Черчилля, относящаяся к британо-американским отношениям: «Ничто не разделяет нас так сильно, как наш общий язык». Она вполне применима к ситуации постсоветско-эмигрантских отношений. Действительно, кажется, что мы произносим одни и те же слова: «Возрождение России», «встать с колен», «святая Русь», но реальность, скрывающаяся за ними, оказывается совсем иной. Святость, возрождение, вставание мы попросту связываем с разными вещами.
Наиболее яркий пример непонимания, шокирующий потомков первой волны,— это вопрос о «примирении и раскаянии». В России на каждом шагу можно услышать утверждение: пусть мои предки сражались и за красных, и за белых, или пусть я вовсе не помню, в чьем стане они были, главное — они все сражались за великую Россию! Главное — мир между всеми нами! Даже юбилей революции российская власть заповедала отметить в этом «примирительном ключе». Для нас это совершенно неприемлемо. Потому что не может быть никакого примирения без раскаяния, и пока Россия транслирует такую точку зрения, для нас она остается «окаянной» страной. Пока государство ищет такого «примирения», где все кошки серы, сталинский миф останется популярным, его не вытравишь ничем. Будут появляться и появляться ораторы, требующие человеческих жертвоприношений во имя построения «великой России». Позвольте мне быть предельно ясным: это чистое зло. Такое примирение — чистое зло, потому что лишает современных россиян хоть каких-то нравственных ориентиров.
Что и говорить, ленинская попытка создать «советского человека» увенчалась успехом. Православные символы, традиции, иконы были «оптом» заменены советскими эквивалентами. Тем не менее смыслы, которые несла традиционная российская культура, оказались «нетрансплантируемыми», их не получилось перенести на новую почву. Служба Богу, Царю и Отечеству была заменена тотальным подчинением Государству. Не всякому россиянину даже сегодня удастся объяснить, что служба — совсем не то же самое, что подчинение. Подмена значений базовых понятий жива в умах, она актуальна для современной России, и, видимо, останется актуальной для страны и в обозримом будущем.
Многие представители политической и интеллектуальной элиты России сегодня стремятся построить или восстановить (хотя бы в своих умах) «российскую идентичность». Они надеются «возродить историческую память» или, если быть более точным, расширить с помощью этой памяти свою ближайшую советскую идентичность, которая по каким-то причинам их больше не устраивает. Для этих «реконструкторов» образы и символы Белого движения, эмиграции первой волны являются крайне важным ресурсом легитимации своих амбициозных построений. Впрочем, смотреть на порожденные ими химеры нам, как правило, тяжело. Какая реконструкция может быть без глубокого эмоционального вживания, без отдания долга традициям 1000-летней Руси? Без понимания, что в них было хорошо, а что косно? Возьмем, к примеру, такую тривиальную вещь, как повязывание женщинами платочков при входе в российский православный храм. Все ведь думают, что это наша исконная традиция. Но вы посмотрите на фотографии эмигрантов первой волны в европейских и американских церквях: очень редко вы увидите женщин с покрытой головой, и уж, конечно, покрытой не платочком, а шляпкой. Потому что ношение платков — всегда и везде — было типичной крестьянской традицией на Руси, которая никогда не распространялась на города. И сейчас, памятуя своих бабушек и прабабушек, я могу заметить только, что постсоветская Россия выдумала для себя новую, небывалую традицию, прикрываясь авторитетом Святой Руси,— ношение платков православными горожанками в XXI веке. Понятны причины: ко времени революции почти 80 процентов населения империи составляли крестьяне. В конце концов, можно ориентироваться и на их традиции, творчески их развивать… Но нужно четко понимать, отдавать себе отчет, что и зачем вы восстанавливаете, а что вообще «творите заново».
Россия, конечно, всегда страдала от 1000-летней привычки больше полагаться на мифы и хроники, чем на объективную сторону истории (достаточно вспомнить, на основании чего были канонизированы многие наши святые, скажем, тот же Дмитрий Донской). Мифы любит и современная Россия, и эмигрантская. Но мотивы и стратегии мифотворчества у них существенно отличаются: в излюбленных мифах постсоветской России — о вставании с колен, о возвращении статуса великодержавности — почти не осталось места человеку, если хотите, рыцарству, личному усилию отдельного гражданина по воссозданию себя и возрождению страны. Современные российские мифы всегда обращены к массе, которую призывают сплотиться, поддержать стабильность перед лицом внешнего врага и прочих ужасов. При этом подразумевается, что россиянина уже не «положение обязывает», а «ситуация обязывает», и это чувствительная разница, связанная с потерей ответственности за собственные действия.
Подытоживая свою, возможно, резкую колонку, скажу: современную российскую элиту никак нельзя считать наследницей исторической Руси, исконных русских ценностей. Парадоксально, но кажется, что у нее больше общего с современной американской элитой, на которую российская, видимо, очень хочет быть похожа… Никакого исторического сознания, которое долгое время питало российскую государственность, в постсоветской России не просматривается, а потому плохо просматривается будущее и остается свежим ужас перед прошлым, о котором без раскаяния правдиво не вспомнишь. В этих условиях у эмиграции, пока она жива, остается скромная миссия: как католическим монахам в средневековье, хранить память и культуру былых веков в надежде, что когда-нибудь кому-нибудь она понадобится.
Записала Нелля Бедеркина
* * *
Елена Чудинова. Кровь и нафталин.
Вот и прозвучало предложение установить «примирение и согласие» в стране так, как понимают таковое наши оппоненты. Мы, собственно, и ранее прозревали очертания. Но полное отсутствие хоть крошечного фигового листка наши ожидания превзошло. То ли еще будет, впрочем.
Член КПРФ Герман Садулаев разразился посланием, озаглавленным «Гражданская война – это великое бедствие». Название, конечно, неоспоримое как впадение Волги в Каспийское море. Но допустим, что большевик искренне верит, будто до его слов мы считали такую войну веселеньким пикником.
Садулаев, конечно, первая ласточка подобного рода. Немало таких же, и еще более откровенных щебетуний в этом году прилетит, но однако же разглядим каждое перышко. Внимание тут необходимо, не к Садулаеву, но к тенденции.
В первых абзацах своего текста коммунист Садулаев потчует нас сладкими, как пахлава и халва, увещеваниями, что надлежит «закопать топоры войны», уврачевать раны и т.п. Из этого вытекает, конечно, что мы, неразумные, все твердим «не забылись наши распри, не закрылись наши раны», а прозорливый Садулаев уже шагает «за невестой в край дакотов» (Уж коль скоро русскую историю необходимо освещать в эстетике индейских «кровников»). Далее мы разберемся, так ли это.
Прежде же необходимо отметить, что у Садулаева, как и у практически всех носителей советской идеологии, историческое мышление абсолютно фантастично.
«Только в гражданской войне рождается настоящее дееспособное государство. Так устроен мир. Дело прочно, только если под ним струится кровь».
Поженились мужчина и женщина. Дом построили, поле вспахали, десятерых детей нажили. Но крепкой семьи у них еще не было, кровь не струилась потому что. Но потом супруги поссорились, дети разделились поровну на стороне каждого, все взялись кто за кочергу, кто за мотыгу. Изранились, хозяйство забросили, половину детей в драках положили, потом помирились. Прибитых похоронили и пошли вместе выпалывать сорняки. Тут-то семья и сделалась по-настоящему крепкой.
А без того, чтоб брат на брата, а жена на мужа – ровно ничего не получится.
От таких выводов очумел бы даже Энгельс.
Не могу, кстати, обойти таких перлов словесности, как «предковое государство». Не могу остаться равнодушной и к опасению, что варяги снова придут нас завоевать. (Я-то полагала, что мы их сами призывали с административными целями). Отсутствие культурного кода с Садулаевыми – реальность наших дней. По образованию потомец из предкового государства и пострадалец от Рюрика – писатель. Литератор, стало быть.
Далее Садулаев излагает небезынтересное положение: мы живем в СССР. Доказательства тому, что нынешняя РФ это СССР феерически убедительны: «гимн у нас на ту же самую музыку. И Новый год у нас, и много чего ещё».
«Чего еще», впрочем, не поведано, поэтому ограничусь предложенным.
Слова гимна переписаны полностью. Вздумай Михалков в прежние годы написать про «хранимую Богом страну» – сел бы, и отнюдь не на табуретку.
Новый же год между тем (коль скоро у нас пошел обмен ценной информацией) считается праздником по всей Европе, в США, Австралии и далее. Для того, чтоб повесить игрушку на ёлочку, совершенно не непременно нужно быть советским человеком. Более того, были времена, когда советского человека за ёлочку с игрушками сажали. Никто даже не разбирался – Рождественская она или просто Новогодняя.
«Плановая» ли у нас экономика? Нет. Существует ли «железный занавес»? Нет. Строят ли у нас коммунизм? Нет. Существует ли крупная частная собственность? Да. Однопартийная ли у нас система? Нет. Является ли коммунистическая идеология государственной? Нет. Сохранились ли прежние границы? Нет.
Но все пустяки, перечисленные выше, для инженера человеческих душ меркнут перед возможностью в любимую им новогоднюю ночь вытянуться по струнке при звуках гимна. (Благо играют без слов).
Будь у Садулаева малость больше логики, он бы вынужден был признать, что «предковое государство» СССР приказало долго жить, и мы уже «потомничаем» в каком-то совершенно ином государственном образовании.
«Доказав», что мы все еще живем в СССР, Садулаев переходит к конструктивной части, а именно – к базе консенсуса. Что есть, то есть, а менять ничего не надо. «Народ рождается в муках гражданской войны. (Sic!! ЕЧ) Родился? А теперь живи уж какой есть».
Но даже реальные государства, а не фантомы из гимна, часто меняют очень многое. Коль скоро наш оппонент далее вдаряется в исторические параллели, не сочтем их лишними и мы. Дмитрию Донскому надо было сказать себе и другим: живем как есть, ребята! Орде платим дань, это у нас специальная расходная статья, к набегам притерпелись, за ярлыком ездить – спина от поклонов не переломится.
Нет, чего-то надо этому Дмитрию, даже жизней соотечественников не жалеет, ведет на брань. На брань, результаты которой русские увидят лишь через сто долгих лет труда и потерь. Это как?
Болгары должны были «жить как есть» под османским игом, подумаешь, церкви можно строить лишь подвальными… Подумаешь – детей в янычары? А может мальчик там карьеру сделает.
Даже если допустить, что мы «живем при СССР», кто и где кроме Садулаева доказал, что нельзя менять худшее на лучшее?! Царство – на Империю, крепостное право – на волю? Дурные перемены надлежит преодолевать, благие – закреплять. Это – жизнь. Садулаевский же рецепт «жить как есть» это нафталин, который недоразвитый ребенок высыпает под новогоднюю (опять же) ёлку, чтобы имитировать красиво искрящийся снег – не замечая удушающего мертвого запаха.
Впрочем, и тут недобор. Как мы сейчас увидим, намертво фиксировать господа товарищи хотят лишь скверное и вредное.
Лицемерно пытаясь процитировать «что-то из Библии», член КПРФ страждет о «разделившемся царстве». По риторике большевиков при этом всегда получается, что это мы-де хотим «зачеркнуть все хорошее, что было в СССР, космос, Гагарина, фигурное катание». Но правда ли это? Ни один вменяемый антикоммунист не враг ни фигурному катанию, ни космосу, и причины тому просты. При любом строе (ну, за исключением, может статься, любимых дугинцами красных кхмеров) люди живут и созидают.
При прежнем общественном строе мои отец и дядя сделали крупные научные открытия, к примеру. Но говорить о том, что они сделали свои открытия благодаря строю – классический пример ложной логики. Весна при советской власти тоже, в конце-то концов, наступала без перебоев, ежегодно. Спасибо или как?
Не будем много говорить о том, сколь бесконечен цинизм тех, кто записывает в «советские» жертву этого режима – гениального Королёва. Но о космосе как символе национального примирения – скажем.
Коллизия вокруг «Войковской», обострившаяся в минувшем году ввиду открытия ТПУ, ясно показала: красные добровольно уступили космос белым.
Самым удачным из наших предложений было предложение увековечить память космонавта Вячеслава Волкова. Волков жил в данном районе, учился там же, там стоит ему памятник. Там бы и метро. Чем же он – не идеальная фигура национального согласия? Кто, казалось бы, при любых убеждениях, не готов восхититься молодым ученым, погибшим при освоении космоса? Зряшно нам так казалось.
Красные уперлись с каким-то неистовством. Космос и космонавт оказались им ненужны. Нужно, жизненно необходимо для них остается детоубийство и детоубийца.
Что и требовалось доказать.
Мы пытались найти путь к согласию. Не верьте, когда вам станут говорить обратное: согласия не хотят красные. Они, неизвестно с каких пирогов, хотят полного и абсолютного реванша, как и причитающий о тлетворности реваншей Садулаев. Все остальное является бессовестным лицемерием.
Мы готовы принять все отечественные достижения ХХ века – кроме пытошных и палаческих. Но садулаевы бьются исключительно за них.
Косвенно садулаевский опус это подтверждает. Ибо далее автор просто переходит к оскорблениям, называя Колчака и Деникина – Кучумом и Тохтамышем. Хорош голубь мира, а?
Но и этим миротворчество не исчерпывается. Многие и многие из тех, кого Садулаев предлагает предать забвению, вторично осудить – прославлены РПЦ. То есть наш примиренец идет против воли православного большинства.
Какие-такие основания стоят за наглым требованием обозначить наших героев преступниками, а его героев – «отцами»? (Если, конечно, в стране не назревает антигосударственного коммунистического путча).
«Победили красные, – аргументирует Садулаев, видимо вновь рассчитывая поделиться с нами интересными сведениями. – Такова история. Белые не победили. <…>Поэтому примирение — это просто признание исторической правды».
Да кто бы спорил, что признание исторической правды – важнейшее дело? Но кто ж сказал Садулаеву, что историческая правда заключается в том, что побеждают всегда правые?!
Что за обычаи дворовой шпаны? Кто сильный – тот и герой.
А как же князь Лазарь? А как же Евпатий Коловрат? Симон де Монфор-второй с его ордонансами? (Впрочем, о чем я…)
«Признание исторической правды» сводится не к констатации фактов. Кто победил, а кто проиграл – известно любому школьнику. Но легче от этого пока никому не стало. Признание исторической правды сводится к нравственной оценке событий, данной на основе морали, заложенной в историю нашей европейской цивилизации. Это христианская мораль. Иногда мы отступаем от нее, ибо падший Адам грешен, но выживаем мы только потому, что вновь по ней выравниваемся.
С точки зрения христианской морали правда за теми, кто защищал храмы и духовенство, закон, частную жизнь человека и жизнь его как таковую. Отсутствие моральной оценки держит нас на месте, под нашими ногами нафталин зловещих мифов и кровь неоплаканных жертв. Каннибальская идеология и деятельность красных вождей должна быть изучена всем обществом и осуждена. Иной исторической правды быть не может.
http://rys-strategia.ru
К ГРЯДУЩЕЙ 100-ЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНЕ НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННОЙ КАТАСТРОФЫ
Заявление русской патриотической общественности
ОТКРЫТО ДЛЯ ПОДПИСАНИЯ