Смерть «Чёрного барона», Петра Врангеля, до сих пор покрыта тайной. Покидая Крым под натиском превосходящих сил красных, барон Врангель заявил: «Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идём на чужбину, идём не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга. Мы вправе требовать помощи от тех, за общее дело которых мы принесли столько жертв, от тех, кто своей свободой и самой жизнью обязан этим жертвам».
По инициативе Франции Русская армия была дислоцирована на полуострове Галлиполи, острове Лемнос и на Чалтадже близ Константинополя. Там же на какое-то время обосновался и Главнокомандующий. Вскоре к нему в Константинополь прибыли представители парижской эмигрантской группы В. Л. Бурцев, А. В. Карташев, А. С. Хрипунов. Они предложили Врангелю создать национальное правительство за рубежом, в ведение которого перешли бы все политические вопросы и заботы об армии, то есть предлагалось фактически подчинение её политикам. Однако генерал ответил:
Я с армией воевал, я её вывез, я с ней буду делить и радости, и горе, о ней буду заботиться и никому не позволю притронуться к ней даже пальцем».
После этого Врангель вступил в переговоры с православными балканскими странами (Болгарией и Королевством Сербов, Хорватов и Словенцев) о предоставлении убежища армии. В итоге ему удалось организовать переезд людей в эти страны, а сам Врангель со своим штабом в 1922 году обосновался в городке Сремски-Карловци в 10 километрах от Нови-Сада. Там Главнокомандующий поклялся:
Армия — последнее ядро национальной России. Вокруг него собираются все честные русские люди, которые ставят Россию выше партий и лиц. Со дня, когда армия станет орудием одной определённой партии, она перестанет быть национальным ядром <…>. То знамя, которое из рук генералов М. В. Алексеева, Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина перешло ко мне, я сохраню на чужбине».
Однако русское масонство в составе бывших послов России М. Н. Гирса, Б. А. Бахметьева, В. А. Маклакова и М. В. Бернацкого под давлением своих французских братьев провели совещание, в котором заявили, что «армия генерала Врангеля потеряла своё международное значение», и что «единственным органом, основанным на идее законности и преемственности власти, объединяющим действия отдельных агентов, может явиться Совещание Послов».
Однако уже в ноябре 1924 года Русский общевоинский союз признал верховное руководство РОВСа за Великим Князем Николаем Николаевичем (младшим). Как писал историк В. Бортневский: «Принятие Великим Князем Николаем Николаевичем руководства через Главнокомандующего как Армией, так и всеми военными организациями было вызвано прежде всего нежеланием вести вместе с генералом Врангелем общую борьбу против большевиков, необходимостью противодействовать Великому князю Кириллу Владимировичу, провозгласившему себя Императором. В этой связи положение П. Н. Врангеля стало ещё более неопределённым, поскольку Великий Князь и его окружение, подстрекаемые советской агентурой, не желали отводить Главнокомандующему и эвакуированной им Армии какого-либо достойного места в борьбе за будущую Россию. Они предпринимали меры по прекращению финансирования Армии, политической изоляции генерала Врангеля, затруднению его связи с воинскими организациями».
Врангель демонстративно отошёл от политики. Однако фигура генерала Врангеля, бывшего крупным политическим деятелем и потенциальным лидером борьбы против коммунизма, перестала интересовать большевистских руководителей, и в особенности ОГПУ, развернувших свою деятельность в рядах русской эмиграции.
Историк В. Бортневский полагал, что
у Врангеля имелась своя «личная» секретная организация, внедрить в которую надёжного «крота» никак не удавалось».
Зато чекисты успешно внедрились в окружение Великого Князя и генерала А. П. Кутепова, который развернул активную борьбу с большевизмом на территории СССР. Практически с самого своего начала эта работа оказалась вовлечённой в крупномасштабную чекистскую провокацию — так называемую Монархическую организацию Центральной России (или «Трест»). В отличие от Николая Николаевича и генерала Кутепова, Врангель с самого начала понял провокационный характер «Треста». Не находя для себя возможным встать в открытую оппозицию Великому Князю и проводимой его именем гибельной для русского дела и основанной на чекистской провокации «работе в России», генерал Врангель не мог не пойти из патриотических побуждений на подготовку ведения самостоятельной секретной деятельности. Он и его соратники вели большую подготовительную работу по налаживанию контактов с политическими, финансовыми и государственными деятелями различных стран, прежде всего Германии, Англии, США. Предпринимались меры по созданию секретной организации для работы в Советской России — организации, не имевшей никаких связей с предшествовавшими или существующими разведывательными учреждениями и построенной на принципах строжайшей конспирации. При этом, сотрудничая с дружественными правительствами, члены организации не должны были «ни при каких обстоятельствах содействовать разведке в приграничных с Россией государствах». Предполагалось сделать редакцию альманаха «Белое дело» во главе с генералом А. А. фон Лампе легальным прикрытием этой секретной организации, создать пять приграничных ячеек, девять головных и 15 промежуточных пунктов для связи с шестью крупными центрами СССР. Категорически отвергалось использование в работе двойных агентов и разного рода «подозрительных элементов». Таким образом, роль Врангеля в организации антибольшевистской борьбы становилась ключевой и чрезвычайно опасной для Советов.
15 апреля, в первый день Светлой Седмицы, у Главнокомандующего произошло падение температуры и сильный нервный припадок: от страшного внутреннего перевозбуждения он кричал около 40 минут «не своим голосом». Одновременно наступило судорожное сокращение мышц тела. Мать генерала, баронесса М. Д. Врангель, вспоминала: «Это были 38 суток сплошного мученичества! Его пожирала сорокаградусная температура. Он метался, отдавал приказы, порывался встать. Призывал секретаря и делал распоряжения до мельчайших подробностей».
Врангель жаловался приехавшему к нему из Парижа профессору медицины И. П Алексинскому:
Меня мучает мой мозг. Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей, передо мной непрерывно развёртываются картины Крыма, боёв, эвакуации… Мозг против моего желания лихорадочно работает, голова всё время занята расчётами, вычислениями, составлением диспозиций… Меня страшно утомляет эта работа мозга… Я не могу с этим бороться… Картины войны всё время передо мной, и я пишу всё время приказы, приказы, приказы!»
После первого припадка очень ослабела деятельность сердца, которое продолжало работать всё слабее и слабее. В ночь на 21 апреля был второй нервный припадок, менее сильный, чем первый.
Во время болезни Врангель дважды исповедовался и причащался Св. Таин у своего духовника, протоиерея Василия Виноградова, которому Пётр Николаевич сказал:
Я готов служить в освобождённой России хотя бы простым солдатом».
25 апреля 1928 года в 9 часов утра барон Петр Николаевич Врангель скончался. Последними его словами были: «Я слышу колокольный звон… Боже, храни армию…»
Близкие были уверены, что генерал Врангель был сознательно заражён большевистскими агентами. В начале марта 1928 года денщик П. Н. Врангеля Яков Юдихин вдруг обратился к нему с необычной просьбой: принять в доме на какое-то время его брата, тоже бывшего солдата, приехавшего к нему в гости. Раньше Юдихин никогда не упоминал ни о каком брате, но барон согласился. Позднее выяснилось, что этот «брат» был матросом советского торгового судна, прибывшего в то время в Антверпен.
Нежданный гость прожил в доме генерала сутки, потом уехал, а 18 марта Врангель внезапно почувствовал себя плохо. Скорее всего, именно этот «брат» подсыпал в еду Врангеля какой-то особый яд, вызвавший у барона бурное развитие туберкулёзного процесса. По одной версии, это был туберкулин (смесь фильтратов культур микобактерий туберкулёза человеческого и бычьего видов, осаждённых трихлоруксусной кислотой), вызвавший у барона инфекционную болезнь лёгких, которая свела его в могилу в считанные недели.
Сам Яков Юдихин куда-то загадочно исчез. Ходили слухи, что он отправился в СССР на том же зашедшем в Антверпен судне, где якобы служил матросом его «брат».
