Немецкие солдаты в Первую Мировую войну особо выделяли среди русских, казаков и сибирских стрелков.

«Войны выигрывают не генералы, войны выигрывают школьные учителя и приходские священники».

Отто фон Бисмарк.

 Национальные особенности воинов России, ее противников и союзников в Первой мировой войне .

Автор-Константин ФИЛАТОВ.

Вся военная история показывает, что боевые качества войск зависят не только от уровня их выучки и насыщенности современными средствами ведения войны, но и от этнических особенностей солдат и офицеров, а также боевых традиций армии в целом и ее отдельных частей. Состояние боевого духа войск имеет очень важное значения для победы. Поэтому и причины побед одной армии над другой в ходе Первой мировой войны следует искать не только в военной доктрине, в талантах полководцев, в особенностях и преимуществах тактики и стратегии, в качестве и количестве винтовок, патронов, снарядов и боевой техники, а, прежде всего, в психологии и особенностях солдат и офицеров противостоявших друг другу держав.

Разумеется, боевой дух народов или его недостаток наиболее ярко проявляют себя во время длительных и кровопролитных войн, когда годами вымуштрованные в казармах профессиональные войска вследствие огромных «кровавых потерь» сменяются на фронтах «народными» армиями из запасных солдат, во многом утративших воинский дух в условиях гражданской жизни, и призывников, многие из которых вообще никогда не служили в армии. Но сами плоды воинского воспитания народов и состояние их морали начинают сказываться буквально с первых выстрелов.

Чтобы сравнить и оценить воинские доблести и недостатки сражавшихся в Великой войне наций, в принципе можно воспользоваться несколькими источниками информации. Во-первых, разумеется, – это современная событиям периодическая печать воюющих стран, где в изобилии представлены рассказы о геройских подвигах своих солдат, коварстве и жестокости врагов. Материалы эти по большей части основаны на реальных фактах, но подобраны и освещены эти факты предельно тенденциозно, поскольку основная роль прессы в военное время – пропагандистская. Причем, впервые в истории во всех странах пропагандистский аппарат заработал с необычайной интенсивностью и систематичностью. Поэтому неудивительно, что в 1914 г. большинство немцев, русских, французов, англичан и турок были твердо убеждены в том, что именно на их страну напал враг, что их страна – невинная жертва агрессии. С начала боевых действий национальная пресса начала формировать образ врага, изображать неприятеля зверем, варваром, дикарем, клеить противнику оскорбительные ярлыки и клички. Для этого использовались подлинные и мнимые факты, свидетельства и слухи о военных преступлениях, причем степень достоверности этих жутких историй мало кого из газетчиков волновала. Например, в начале Первой мировой войны в англо-французской прессе очень широко были распространены различного рода публикации о зверствах и дикости германцев на захваченной ими у Франции территории, вплоть до леденящих душу рассказов о поднятых на штыки младенцах, отрубленных детских ручках, об изнасилованных монахинях. Подобные же материалы заполняли газеты и журналы немцев и австрийцев, только здесь жестокими варварами изображались, чаще всего русские солдаты, наступавшие по территории Восточной Пруссии, но нередко и их союзники – англичане, французы, бельгийцы, сербы.

Достаточно сравнить заголовки русских и немецких газетных статей того времени, чтобы понять, насколько они схожи по стилистике: «Невероятное зверство германцев» и «Казачьи козни», «Христиане ли немцы?» и «Мародерство русских при Эйдткунене», «Германские неистовства» и «Люди или звери», «Как воюют палачи» и «Партизанская война в России». «Кельнская газета» в номере от 12 сентября (по Григорианскому календарю) 1914 г. написала, что русские генералы Ренненкапф и Мартос отдали приказы своим подчиненным жечь без исключения все немецкие поселения в Восточной Пруссии и расстреливать всех мирных жителей. А уже через несколько дней (18 сентября) «Телеграфное агентство Вольфа» сообщило, что один из попавших в плен русских генералов (вероятно, Мартос) закован в кандалы и привезен в Галле для военного суда, за якобы отданное им распоряжение о сожжении немецких домов и расстрелах всего мужского населения в германских городах и селах. По этому поводу Главное управление Генерального Штаба Русской Императорской армии сделало специальное категорическое заявление, что подобные распоряжения не отдавались ни одним из русских войсковых начальников, находящихся на театре военных действий. В тоже время признавалось, что «в отдельных случаях, когда жители занятых нашими войсками населенных пунктов, в особенности члены военных обществ, предательски обстреливали наши войска…, военные начальники принимали соответствующие репрессивные меры…» Известно также, что русскими военными властями при отходе из Восточной Пруссии действительно был издан приказ о сожжении домов, оставленных жителями; при этом русские солдаты и офицеры подбирали разные уцелевшие вещи, не считая это преступным. Протопресвитер Шавельский, бывший очевидцем тех событий в Восточной Пруссии, писал в своих воспоминаниях: «Тяжелую картину представляла собой теперь эта богатейшая культурная область… Почти все жители бежали…, некоторые города и села были до тла выжжены. Все было брошено на произвол судьбы…». Взаимные обвинения рождались, увы, не на пустом месте. Эта пропаганда ужасов, зачастую непомерно раздутых, имела большую силу воздействия на массовое сознание воюющих народов, и способствовала еще большему ожесточению войны.

В печати обоих враждующих блоков всячески подчеркивались систематические нарушения противником законов и обычаев войны, определенных международным правом. При этом нарушение «правил игры» своей стороной либо отрицалось, либо объявлялось актом возмездия за аналогичные действия неприятеля. Так, пытки, издевательства и изощренные убийства пленных казаков немецкая сторона оправдывала жестокостью самих казаков в отношении мирных жителей на оккупированных русской армией территориях, а расправы над гражданским населением во Франции и Бельгии – массовым партизанским движением в этих странах. Французы, в свою очередь, поднимали вопрос о необходимости ответного применения отравляющих газов против германских войск, использовании разрывных пуль и другого запрещенного Гаагской конвенцией оружия по принципу «око за око, зуб за зуб».

Война 1914–1918 гг. показала, какую огромную роль в XX веке начали играть средства массовой информации как средство воздействия на общественное мнение и психологию масс, продемонстрировала значение печати как мощного фактора вооруженной борьбы, в том числе в деле формирования образа врага и его внедрения в массовое сознание. Но по причине своей крайней предвзятости публикации прессы только с большой осторожностью можно использовать в качестве источника сведений об особенностях воевавших армий.

Другой источник подобных сведений отличается большей сдержанностью и объективностью оценок и часто носит аналитический характер. Это боевые донесения и доклады, содержащие информацию о настроениях в войсках неприятеля и внутри враждебного государства, наблюдения о боевых качествах врага, его стратегии и тактике, основанные на данных разведки и показаниях военнопленных. Так, опросные листы свидетельствуют о том, что германские и австрийские офицеры запугивали солдат русским пленом, утверждая, будто русские всех расстреливают и добивают раненых. То же самое говорилось в русской армии о немецком плене, что, в отличие от предыдущего заявления, подтверждалось многочисленными фактами. По признанию одного из военнопленных, рядового австро-венгерской армии, от 2 декабря 1914 г., «сказкам о русской жестокости теперь уже мало верят, так как в действительности она почти нигде не подтвердилась, а лично с пленным кубанские казаки, его захватившие, обращались хорошо: накормили и, узнав, что он болен, приказали хозяину той избы, где он находился тогда, запрячь коня и на возу довезли до русского госпиталя». Между тем, по утверждению лейтенанта австрийского пехотного полка, издевательство над русскими пленными в немецкой и австро-венгерской армиях было возведено в систему. «В конце апреля и в мае 1915 г., при отходе русских к реке Сан, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты – чехи, поляки и русины – и с ужасом докладывали, что где-нибудь поблизости германские и часто австрийские солдаты-немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти, – рассказывал он. – Сколько раз я обращался по указанному направлению и видел действительно ужасную картину. В разных местах валялись брошенные обезображенные и изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся поблизости германские солдаты каждый раз мне объявляли, что они лишь исполняют приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом, правда ли это, то они мне отвечали: «Так следует поступать с каждым русским пленным, и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха. Только озверелые солдаты хорошо сражаются, но для этого наши солдаты должны упражняться в жестокости на русских пленных, которые, как изменники своей Родины и добровольно сдавшиеся в плен, ничего, кроме пытки, не заслуживают».

Многочисленные факты военных преступлений, совершаемых противником в отношении мирного населения, раненых и военнопленных, которые допускали главным образом немцы, австрийцы и мадьяры, о чем свидетельствовали данные, которые собирала специальная Чрезвычайная следственная комиссия по фактам нарушения Гаагской конвенции, приводили к ответной реакции русских солдат, которые в ряде случаев не брали в плен сдающихся врагов, а уничтожали всю живую силу неприятеля поголовно.

В редких случаях русские войска получали официальные приказы не брать пленных. К примеру, такой приказ был отдан перед контратакой 1-го Финляндского стрелкового полка на высоту 927 близ села Головецко 14 (27) апреля 1915 г. Но подобные приказы, как правило, относились только к отдельному конкретному бою, когда сложность тактической задачи диктовала необходимость действовать максимально решительно или просто не было физической возможности эвакуировать пленных с поля боя. В австро-венгерской же армии приказ не брать пленных получила вся 75-тысячная армейская группа генерала Терстянского, и действие этого приказа не ограничивалось одним боем или операцией, да и вообще не имело временных границ.

В целом русские войска придерживались «рыцарского кодекса» ведения войны, в традициях которого был воспитан русский офицерский корпус. Отступление от кодекса чести считалось не только позорным, но и вредным для успеха на поле боя. Нарушители немедленно призывались к порядку. А «Походная памятка русского солдата» содержала прямые наставления нижним чинам: «Безоружного врага, просящего пощады не бей… Когда окончилось сражение, раненого жалей и старайся по мере сил помочь ему, не разбирая свой ли он или неприятельский. Раненый уже не враг твой. С пленным обращайся человеколюбиво, не издевайся над его верой, не притесняй его».

Впрочем, уважение к врагу проявлялось порой и с немецкой стороны. Так, в письме неизвестного офицера с французского фронта есть любопытный эпизод, в котором даны восторженные оценки мужеству неприятеля: «Французов гораздо больше, чем нас, и они безумно храбры… Что это за люди! Идут на верную смерть… Сегодня был такой случай. Начали, как всегда. Впереди – офицер. Но солдаты замялись. Половина осталась в траншеях. Другую половину мы моментально смели, как метлой. Остался целым один офицер. Машет шпагой и бежит на нас… И вот мгновенно без команды затихла стрельба. Ни мы, ни французы, не стреляем. Храбрец постоял перед жерлами наших пулеметов, рука со шпагой бессильно повисла. Повернулся и сконфуженно, как провинившийся школьник, пошел к своим…». Но в целом для немецкой армии такие настроения были нетипичны.

Жизнь на передовой постоянно создавала ситуации, когда сходство солдатского быта, повседневных житейских мелочей волей-неволей заставляли почувствовать некую «общность» с противником, таким же «пушечным мясом» войны. В письмах с фронта русский унтер-офицер И.И.Чернецов сообщал о том, как немцы и русские отмечали на передовой Рождество и Новый год, заключив что-то вроде негласного перемирия на все время праздников. «Немецкое Рождество прошло на нашем фронте вполне спокойно, без выстрелов орудийных и ружейных, а также спокойно прошла и ночь на их Новый год, только сами немцы сильно шумели: пели песни, свистали, хлопали в ладоши и прыгали, не смущаясь присутствием нас, а мы очень близко находились в это время от них. Сейчас уже вот несколько дней на фронте так же спокойно, но только интересно, как-то пройдет наше Рождество и не потревожат ли нас сами немцы на наш праздник или на Новый год», – писал он сестре 22 декабря 1914 г., а уже 29 декабря сообщил: «Рождество Христово нам пришлось встречать на передней позиции, как я и писал ранее вам. Немцы нас совершенно не тревожили ни в сочельник, ни в самый праздник. В сочельник у артиллеристов была зажжена елка, поставленная перед землянками. Вечер был тихий и свечей не задувало. Потом им раздавали подарки и заказанные ими вещи».

Особый интерес представляют, разумеется, характеристики боевых качеств неприятеля, которые в той или иной форме встречается в каждом из перечисленных видов источников. Так, например, в дневниках и воспоминаниях участников событий нередко приводились сравнительные оценки германских и австрийских войск. Военврач Л.Н. Войтоловский в мае 1915 г. записал в дневнике во время службы на Юго-Западном фронте свой диалог с ранеными 3-й армии, находящимися в полевом госпитале:

«– Разве с германцами так трудно воевать?

– Трудно, – отвечает хор голосов.

– Крепкий народ.

– Хитер больно.

– Хитрее хитрого. Его не собьешь…

– С австрийцем легче воевать?

– Да, с ним полегче. Он пужливый. Сейчас в плен сдается…

– …Герман – тот лютый. Хитер. Сильный. С ним никакого сладу».

А русская медсестра в феврале 1915 года, по свидетельству того же Войтоловского, говорила: «…сколько я работаю в госпитале, с начала войны работаю, а пленных я не видала немцев. Раненых, тяжелораненых – видела. А пленных – ни одного! …Выносливые мадьяры и немцы – в плен не сдаются…» И действительно, соотношение потерь пленными между русскими и собственно германцами в ходе войны было поразительным: один к девяти. Сто шестьдесят тысяч немцев в русском плену, против полутора миллионов русских, плененных германцами.

С мнением рядовых солдат были вполне согласны и русские генералы. Брусилов, к примеру, писал в своих мемуарах: «…Я всегда говорил и заявляю это печатно: немецкий народ и его армия показали такой пример поразительной энергии, стойкости, силы патриотизма, храбрости, выдержки и дисциплины и умения умирать за свое отечество, что не преклоняться перед ними как воин я не могу. Они дрались, как львы, против всего мира, и сила духа их поразительна. Немецкий солдат, следовательно, народ – достоин всеобщего уважения».

В свою очередь в мемуарах бывший германский кайзер Вильгельм II писал уже после окончания войны: «…Можно сказать без преувеличения, что германская армия, выступившая в поход в 1914 году, представляла собой инструмент, не имевший себе равного».

У германцев особенно отличались пруссаки и нижнесаксонцы. Всякий раз, когда на Восточном фронте наступал кризис, немцы перебрасывали туда с Западного фронта нижнесаксонский 10-й армейский корпус, состоявший из ганноверской 19-й и брауншвейгской 20-й пехотных дивизий. Весной 1915 г. этот корпус участвовал в Горлицком прорыве в Галиции, где вынудил нашу армию забыть о наступлении в Венгрию, летом 1916 г. этот корпус остановил «Брусиловский прорыв» на Волыни. В ходе войны 20-я дивизия была прозвана «Стальной»; именно она летом 1917 г. сорвала последнее (июньское) наступление русской армии в Галиции. Брауншвейгцы пользуются в Германии репутацией людей сильных, хладнокровных, спокойных и молчаливых, а ганноверцы – упорных. Что касается пруссаков, то в самой Германии слова «пруссак» и «вояка» являются синонимами. Немцы из других земель традиционно недолюбливали швабов за скупость, а пруссаков – за воинственность.

Стоит заметить, что и в германской истребительной авиации служили в основном выходцы из Пруссии, Вюртемберга и Саксонии. Первые 15 немецких истребительных эскадрилий состояли исключительно из пруссаков.

В то же время, русские и их союзники часто отмечали и недостатки немецкого солдата, которые, как это нередко бывает, являлись продолжением его же достоинств. Дисциплинированность и неукоснительное соблюдение уставов и инструкций проявлялись в склонности немцев к шаблонным действиям, ошибочным в нестандартных ситуациях. Например, поэт Николай Гумилев, служивший вольноопределяющимся в Лейб-гвардии уланском Ее Величества полку, описывал случай, когда осенью 1914 г. в Восточной Пруссии немецкий улан попал в плен только потому, что, уходя от погони, старательно объезжал все канавы и кусты, тогда как русские уланы скакали через все эти препятствия напрямик.

В свою очередь немецкие свидетельства фронтовых офицеров о качествах русских солдат также были довольно объективными, хотя и не лишенными определенного высокомерия, стремления «мерить неприятеля на свой аршин». «Недостаток образования и военной подготовки у русского пехотинца заменяется его выносливостью, способностью легко переносить все невзгоды природы… Русский пехотинец, послушный и исполнительный, не имеет, однако, жилки желания победы»; «У русских не хватает наступательного духа, тогда как они отлично обороняются и очень способны к партизанской войне».

Очевидец гибели ХХ корпуса Русской Армии в Августовских лесах в 1914 г. С. Штайнер в газете «Локаль Анцейгер» писал о русском солдате: «Он выдерживает потери и держится еще тогда, когда смерть является для него неизбежной».

Другой германский участник боев на Восточном фронте записал в своих воспоминаниях в 1915 г.: «…В течение нескольких часов весь передний край русских был под огнем нашей тяжелой артиллерии. Окопы были просто перепаханы и сравнены с землей, казалось, живых там не осталось. Но вот наша пехота пошла в атаку. И вдруг русские позиции оживают: то здесь, то там раздаются характерные выстрелы русских винтовок. И вот уже фигуры в серых шинелях показываются повсюду – русские поднялись в стремительную контратаку… Наша пехота в нерешительности замедляет темп наступления… Раздается сигнал к отходу…».

Стоит заметить, что немцы особых этнических особенностей в рядах русских войск не наблюдали (выделяя, пожалуй, только казачьи полки и полки сибирских стрелков), и этому есть вполне определенное объяснение. Хотя, разумеется, среди солдат Русской императорской армии встречались люди многих национальностей, она на 86% состояла из русских (великороссов, малороссов и белорусов), преимущественно из крестьян. При этом, за боевые качества сибиряков выделяли и русские и немецкие генералы. Вот что писал о них, например, генерал А.В. Туркул – ветеран Первой мировой и Гражданской войн: «Я помню, как эти остроглазые и гордые бородачи ходили в атаку с иконами поверх шинелей, а иконы большие, почерневшие, дедовские… (скорее всего это были староверы).Из окопов другой норовит бабахать почаще, себя подбодряя, а куда бабахает – и не следит. Сибирский же стрелок бьет редко, да метко. Он всегда норовит стрелять по прицелу… Губительную меткость их огня и боевую выдержку отмечают, как известно, многие военные, и среди них генерал Людендорф».

Только благодаря сибирякам была спасена от немецкого натиска Варшава. В знаменитом бою под Пясечно 27 сентября 1914 г., привезенная под Варшаву 1-я Сибирская стрелковая дивизия прямо из эшелонов, не дожидаясь поддержки и артиллерии, бросилась в штыковую атаку и остановила рвавшийся к Варшаве германский 17-й армейский корпус, укомплектованный пруссаками, без сомнения лучшими солдатами германской армии. В 1915 г. Восточный фронт был фактически спасен бойцами 11-й Сибирской стрелковой дивизии, которые полегли почти все, но не дали значительно превосходящим частям немцев прорвать фронт и окружить русские армии в ходе Праснышского сражения. Эту дивизию составляли 4 стрелковых полка с номерами от 41-го до 44-го, костяк которых составляли жители Западной Сибири и Северного Казахстана (Ново-Николаевск, Томск, Омск, Барнаул и Семипалатинск).

 

«41-й полк, стрелковый…» —

По окопам шла молва.

Как сибирскими полками,

Неприятелю грозя,

Ратью русскою стояли –

Немцев били в козыря.

Лодзь и Прасныш – что такое?

Знать – не знали, где же? Ах!

А три тыщи душ солдатских

В Августовски’х, во лесах…

Немца били, в Смерть стояли,

Русским Духом пахнет взвесь,

Над погибшими стрелками

Кружит Ангел: «Спите здесь…».

Что касается военной подготовки, то в 1914 г. она была примерно равной. Русская кавалерия и артиллерия по боевым способностям превосходила германскую, зато, в целом, германские пехотные части были более боеспособными, за счет явного превосходства частей ландвера над русскими пехотными второочередными полками, спешно сформированными из резервистов и новобранцев. В ходе войны, когда основная часть русской кадровой армии полегла в боях и фронтовиками по большей части стали люди, призванные по мобилизации, германская армия стала превосходить русскую.

http://www.alt-srn.ru/story/1-latests-news/1340-nacionalnie-osobennosti-vojnov.html

(Сокр.)