"За то, что жидокоммунистам , Я, КАЗАК, НЕ СДАМСЯ НИКОГДА — меня сжигает алая звезда, увечит серп и раздробляет молот".
Шашечка булатная, бурка и наган, да.
Конёк гнедой мой ждёт в руках деда.
С Дуней поцелуемся в сахарны уста.
Чарка стремянная, помни про донца.
Мы пойдем за Веру, Батюшку Царя.
Супротив германцев,турок и "рванья".
Если не вернуся, значит жил не зря …
А затем в Гражданскую есаул уж я.
В рубке Егорлыкской потерял коня.
Сам остался раненый, но с крестом, — живой.
В Линце в 45-ом был выдан с головой.
Эх сюда бы шашечку да коня, как мой.
Я бы красным смершам устроил упокой.
Жидчекисты целят прямо в сердце мне.
Ты прощай Дуняша, с Богом помине…
Шашечка булатная, бурка да наган, йе.
Мне не нужны будут там на Небесе.
И ВСЁ-ТАКИ МЫ Б☦ЛОФАШИСТЫ ВЕРИМ: «Россия возродится… Не та, которую легкомысленно видят не знающие России, не с «батюшкой» Сталиным, вдруг прославленным русским патриотом, не со льстецами продажными писателями и поэтами, не с жидовской несосветимой ложью и пропагандой, но со свободным Русским народом», — Генералъ Петръ Николаевичъ Красновъ — прославленный Донской Атаманъ, вождь настоящаго, Христолюбиваго Казачества и Б☦лаго Воинства.
«Вспоминая о том выборе меньшего зла, который стоял перед русским Зарубежьем в начале войны, можно видеть, что в своих надеждах жестоко обманулись обе части эмиграции: ни Гитлер, ни демократии не были заинтересованы в свободной России. Гитлер погубил в концлагерях миллионы противников коммунистического режима, а Запад после войны выдал уцелевших на расправу Сталину – тоже миллионы. Обманулись и те – как в эмиграции, так и в СССР – кто надеялся на национальное перерождение режима после победы», — М.В. Назаров.
* * *
Выдача в австрийском Лиенце англо-американскими союзниками Сталина антикоммунистов, беженцев и эмигрантов-б☦логвардейцев на расправу СМЕРШу (НКВД)
Лиенц как символ нового предательства русских антикоммунистов демократиями.
Выдача казаков в Лиенце.
В конце советско-германской войны все части власовской Русской Освободительной Армии (РОА), пытавшейся использовать советско-германскую войну для сокрушения жидобольшевицкого режима в СССР, не сделав ни единого выстрела, сдались англо-американским войскам. Однако натолкнулись на полное непонимание идеи "третьей силы" (против Сталина и Гитлера) и даже на враждебность, у англо-американцев к этому была конкретная причина: русские батальоны, использованные немцами на западном фронте. Руководители РОА пытались объяснить, что Комитет Освобождения Народов России (КОНР, созданный лишь в ноябре 1944 г. в Праге) к этому отношения не имел и не мог этого предотвратить. Они просили для РОА политического убежища и выражали готовность объяснить перед судом, почему оказались союзниками немцев…
Власов, Меандров, а также старые эмигранты ген. С.К. Бородин (командир полка у Туркула), ген. П.Н. Краснов писали меморандумы. Объясняли, что сталинское правительство не имеет полномочий от народа, который постоянно боролся против большевиков (гражданская война, восстания), и РОА продолжает эту борьбу. Поэтому не Сталин должен быть союзником демократий, а Русское Освободительное Движение (РОД). Были коллективные письма королю Георгу VI, в Лигу Наций, в Международный Красный Крест, архиепископу Кентерберийскому, супруге президента США Рузвельта (отмечалось, что при сталинском режиме было убито около 20 миллионов человек). Меандров напоминал о приказе № 270 от 16 августа 1941 г., по которому сдавшиеся в плен советские солдаты считались изменниками и заочно приговаривались к смерти, а их семьи к аресту.
Меандров подбадривал своих солдат, объясняя, что «Соединенные Штаты, поборники свободы и демократии, сумеют "отличить бандитов от идейных борцов и возьмут последних под свою защиту"» [54]. Этим поддерживалась дисциплина, некоторые части приняли участие в восстановительных работах. Кое-кто из старых эмигрантов надеялся на повторение «галлиполийского чуда» (1920)…
Никто из них не знал, что их участь была давно предрешена союзными правительствами. Первые группы вездесущих русских в немецкой форме были захвачены англо-американцами в Северной Африке и тихо выданы в СССР через Египет и Иран, по устной договоренности, еще в 1943 г. В 1944 г. так же стали поступать с пленными, захваченными в Европе. 11 февраля 1945 г. эта договоренность была зафиксирована в Ялте подписанием секретного соглашения между демократиями и Сталиным о выдаче в СССР всех советских граждан по состоянию границ на 1 сентября 1939 г., независимо от их согласия. (Генерал де Голль заключил со Сталиным свое «ялтинское соглашение» 29 июня 1945 г. [55]…)
Выдачи были произведены в разное время, но всегда обманным путем и с большой жестокостью. Освободители Праги (1-я дивизия), Власов и его штаб были выданы американцами уже 12 мая: в расположение обезоруженных власовцев были впущены советские танки, которые расстреливали бегущих людей… Казаки с семьями были выданы англичанами, с сотнями жертв, в мае-июне, 2-я дивизия РОА (уже лишившаяся Трухина, Боярского, Шаповалова, Зверева) под командованием Меандрова была интернирована и ей предстояла депортация в СССР порциями (из нее спаслась десятая часть)…
Таким образом, отказавшись от спасения своих пленных в ходе войны, советское правительство потребовало назад выживших. И теперь уже не только Сталин и Гитлер, но и западные демократии игнорировали Женевскую конвенцию 1929 г. по обращению с пленными, по которой правовое положение пленных «определялось единственно внешним признаком – формой, которую они носили в момент пленения, а не их национальностью» (РОА имела немецкую форму с русскими знаками различия). Хофман отмечает, что западные державы придерживались этого принципа во время войны, поскольку «в армиях Великобритании и США воевало множество представителей других стран, в том числе стран Оси (немецкие и австрийские эмигранты, среди них было много евреев), и их следовало уберечь от опасностей, связанных с пленом… Но война шла к концу, опасность ответных мер уменьшалась, и союзники проявляли все меньше склонности соблюдать Женевскую конвенцию». А по окончании войны они стали рассматривать власовцев «как предателей союзной державы» [56] — вопреки Конвенции, без всякого разбирательства и суда.
Старые эмигранты пытались спасать соотечественников. Перед выдачей остатков 2-й власовской дивизии в Платтлинге (февраль 1946 г.) «Поднялась на ноги почти вся мюнхенская эмиграция. Некоторые горячие головы предлагали совершить нападение на лагерь с разных сторон, но это значило бы бросить вызов американской армии и дать ей повод расправиться со всеми русскими… В лагерь ввозились сотнями ножницы, чтобы прорезать проволоку, и лопаты для подкопа, а для беглецов были приготовлены документы и местожительство. К сожалению, беглецов было мало, и несколько человек было подстрелено», — писал К. Кромиади. (…) [58].
Наиболее распространенной формой спасения было изготовление фальшивых документов, дававших статус «старых эмигрантов»: югославских, чешских, польских. (…). Но выдавать себя за старых эмигрантов не везде удавалось: англичане устраивали языковые проверки с привлечением СМЕРШа; в спорных случаях – выдавали людей; при попытке к бегству был приказ – убивать [61].
Хофман отмечает действия Русской Зарубежной Церкви. В августе 1945 г. ее первоиерарх «митрополит Анастасий заявил протест генералу Эйзенхауэру, и это, несомненно, повлияло на решение приостановить выдачи», но лишь на время. (…) [62]. Уже в процессе самих выдач священники с крестами в руках становились перед английскими и американскими солдатами, пытаясь их остановить, вразумить – их, бывало, сметали с дороги прикладами и резиновыми дубинками…
Митр. Анастасий в письме американскому главнокомандующему Эйзенхауэру описывает такую выдачу в Кемптене: американцы «нашли всех эмигрантов в церкви, горячо молящихся Богу, дабы Он спас их от депортации… они были силой изгнаны из церкви. Женщин и детей солдаты волокли за волосы и били… Священники всячески старались защитить свою паству, но безуспешно. Одного из них, старого и уважаемого священника, выволокли за бороду. У другого священника изо рта сочилась кровь, после того, как один из солдат, стараясь вырвать из его рук крест, ударил его в лицо. Солдаты, преследуя людей, ворвались в алтарь. Иконостас, который отделяет алтарь от храма, был сломан в двух местах, престол был перевернут, несколько икон были брошены на землю. Несколько человек было ранено, двое пытались отравиться; одна женщина, пытаясь спасти своего ребенка, бросила его в окно, но мужчина, который на улице подхватил этого ребенка, был ранен пулей в живот…» [63].
Англичане действовали особенно коварно, заверяя, что «выдачи несовместимы с честью Великобритании» — так было в Австрии, в лагере Пеггец близ Лиенца (там остановился Казачий стан ген. Доманова – полувоенное поселение). Сначала всех разоружили (под предлогом "замены вооружения"). Затем 28 мая 1945 г. (якобы "на конференцию") были вывезены и переданы СМЕРШу офицеры. А 1 июня был предпринят штурм лагеря (более половины его составляли женщины и дети) – во время богослужения под открытым небом, под тысячегласое пение «Отче наш»; в молящихся стреляли, кололи штыками, били священников, перевернули престол… Десятки трупов, окровавленные иконы и хоругви остались на площади. В следующие дни англичане вместе со СМЕРШем устроили совместную охоту на беглецов в горах – общее число жертв при захвате было не менее 150…
Если бы казаки знали, что их обманут – они бы защищались бы и предпочли погибнуть с оружием в руках. Но, как писал ген. Науменко: «Русские офицеры привыкли верить слову офицера, и они не допускали, что англичане способны на такое» [64]. (Главная роль обманщика в Лиенце выпала майору Дэвису.)
Англичане даже перевыполнили Ялтинские обязательства: «Тысячи беженцев, никогда не живших в Советской России, покинувших свою страну в 1919 г. в качестве союзников англичан и американцев и, соответственно, не имевших отношения к Ялтинским соглашениям, были переданы в Австрии СМЕРШу по договоренности столь секретной, что до сих пор принимаются самые исключительные меры для сокрытия следов этой операции» [65], — пишет русский эмигрант в Англии историк Н. Толстой.
Так, «По ведомостям Казачьего стана, не меньше 68 % офицеров Доманова, или около 1430 человек, являлись старыми эмигрантами»; немало их было среди рядовых и членов семей. В числе не подлежащих выдаче были хорошо известные англичанам союзники по Первой мировой и Гражданской войне генералы Краснов, Шкуро (награжденный английским орденом Бани), Султан-Гирей Клыч (предводитель кавказцев). «Никак нельзя сказать, что старые эмигранты не старались привлечь внимание к своему статусу. Султан Гирей прибыл в лагерь в Шпиттале в полной форме царского офицера, генерал Кучук Улагай размахивал… албанским паспортом. В Пеггеце многие показывали майору Дэвису нансеновские паспорта и паспорта различных европейских стран». Вообще у англичан «могло создаться впечатление, что у казаков заправляют делом исключительно старые эмигранты» [66].
Однако полученный английским бригадиром Мессоном «устный приказ полностью исключал всякую возможность не выдавать казаков, не являющихся советскими гражданами». Другой английский офицер свидетельствует: «…мне было приказано сообщить белоэмигрантам в наших лагерях, что им предстоит перевод в другие лагеря русских пленных. Затем мне надлежало погрузить их всех, в том числе женщин и детей, на грузовики, вывезти в советскую зону и передать советским представителям» [67].
Описавший эту трагедию Н. Толстой приходит к выводу, что «…передача офицеров в Лиенце вообще и Краснова со Шкуро, в частности, была не ошибкой, …но тщательно спланированной операцией… Главная документация по этому делу до сих пор засекречена», часть документов вообще исчезла из архивов [68]… (Лишь нескольким десяткам выданных эмигрантов удалось в 1950-e годы вернуться на Запад, как, например, внучатому племяннику ген. П.Н. Краснова – Н. Краснову, рассказавшему о пережитом в книге «Незабываемое» [69].)
В 1947 г. в "Правде" появилось сообщение о казни «главарей вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны атамана Краснова П.Н., генерал-лейтенанта белой армии Шкуро А.Г., командира "Дикой дивизии" – генерал-майора белой армии князя Султан-Гирей Клыч, генерал-майора белой армии Краснова С.Н. и генерал-майора белой армии Доманова Т.И., а также генерала германской армии фон-Паннвиц Гельмута» — из них лишь один ген. Доманов, будучи советским гражданином, подпадал под Ялтинское соглашение. В эту группу он включен, поскольку тоже был казачьим командиром, а к «белой армии» причислен, видимо, чтобы одним «изменником» не портить картины из «белогвардейских главарей» и иностранца, которые «проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР». О казни главных советских «изменников», «агентов германской разведки» Власова А.А., Малышкина В.Ф., Жиленкова Г.Н., Трухина Ф.И., Закутного Д.Е., Благовещенского И.А., Меандрова М.А., Мальцева В.И., Буняченко С.К., Зверева Г.А., Корбукова В.Д. и Шатова Н.С. – было сообщено раньше [70].
Выдали нескольких старых эмигрантов и американцы: в 1946 г. в числе лиц из лагеря в Дахау, переданных СМЕРШу в Хофе, «находились старые эмигранты из Русского корпуса, такие как полковники В. Колесников и В. Болов, капитаны И. Малышев и Л. Богинский, переводчик лейтенант граф Шереметьев и другие» [71].
Из Финляндии вопрос к Маннергейму, помимо советских пленных, в апреле-мае 1945 г. министром внутренних дел по советским спискам был выдан 121 старый эмигрант, в их числе ген. С.Ц. Добровольский (участник Белого движения, затем резидент ген. Кутепова в Хельсинки, издатель журнала "Клич", расстрелян), С. Петриченко (бывший руководитель Кронштадтского восстания 1921 г., погиб в советской тюрьме), Д.Д. Кузьмин-Караваев (зам. председателя Комитета по делам русских беженцев), белый капитан-марковец В.В. Бастамов, член НТС Ф.Ф. Пира – трем последним удалось выжить и в 1955 г. вернуться в Финляндию [72]…
«…Выдачи производились во всех районах Германии и Австрии, занятых союзными войсками, а также во Франции, Италии, Северной Африке, Дании, Норвегии и других странах. Даже нейтральная Швеция неукоснительно проводила депортации интернированных и беженцев из Прибалтики. Швейцария, чтобы избавиться от русских, прибегла к методам психологического воздействия. Только княжество Лихтенштейн сумело противостоять всем настояниям советского правительства и находившейся в стране советской репатриационной комиссии, не допустив нарушения государственных законов и христианских заповедей любви к ближнему» [73], — пишет Хофман. Эта конституционная монархия (ею тогда правил Франц-Иосиф II) площадью в 157 кв. км и с вооруженными силами в 11 полицейских была единственным государством, которое отказалось присоединиться к всеобщему демократическому предательству. В Лихтенштейне спаслись остатки "1-й Русской национальной армии" ген. Хольмстона-Смысловского (…).
Англо-американцы прекрасно знали, что ждет выдаваемых: в Мурманске, Одессе, Любеке расстрелы производились чуть ли не на глазах у англичан и они об этом писали рапорты. В главном пункте передачи казаков, Юденбурге, «Несколько дней и ночей… работали расстрельные команды, постоянные залпы глушились запущенными для этой цели двигателями» [75]. а затем сжигались в печах завода в Юденбурге .Все это еще в 1944 г. предвидел особенно настаивавший на выдачах британский министр иностранных дел А. Иден: «если мы сделаем так, как хочет советское правительство, …мы многих из них пошлем на смерть»; но «Нам они здесь не нужны»[76]. (…).
При встречах с репатриационными комиссиями многие власовцы заявляли, что сознательно взяли оружие, чтобы бороться против преступной власти; что они не верят сталинскому «прощению» и предпочитают выдаче смерть. Таких «смутьянов» англичане старались репатриировать в первую очередь, прилагая стенограммы их заявлений…
Самоубийства среди выдаваемых были столь обычным явлением, что, например, в 1947 г. при выдачах из Италии «каждый состав включал в себя и вагон-морг», поскольку советские представители соглашались «принять мертвых и засчитать каждого из них за выданного пленного» [77]. Когда надежды не оставалось – многих охватывало отчаяние. Страх заглядывал в их душу «гипнотизирующими глазами удава… Страх не наказания, не физической смерти, а страх за дерзость выступления, за вызов на единоборство многолетнего и, опять показалось, несокрушимого врага», от которого они лишь временно освободились. «…Двадцать лет культивируемого ужаса и бессилия вступили в свои права… Из страха перед этим страхом люди тогда кончали самоубийством» [78], — пишет Казанцев. Другие боялись, что не выдержат пыток и им придется предать те идеалы, за которые они боролись… Группа офицеров в Дахау покончила с собой, чтобы "вразумить" американцев – и этим спасти остальных (не помогло…).
Митрополит Анастасий разрешил совершать отпевание таких самоубийц: «Их действия ближе к подвигу святой Пелагии Антиохийской (8 окт.), выбросившейся из высокой башни, чтобы избежать поругания, нежели к преступлению Иуды» [79]. На местах особо кровавых выдач Русская Зарубежная Церковь ежегодно проводит панихиды, на которые съезжаются русские люди из разных стран…
Н. Толстой пишет, что многие англо-американские военные, в том числе высшие чины – фельдмаршалы Александер и Монтгомери, генерал Эйзенхауэр – пытались прекратить выдачи [80], но даже они не смогли противостоять давлению своих правительств. Некоторые военнослужащие (чаще американцы) нарушали приказ и допускали побеги. Особенно тяжело приходилось исполнителям-солдатам: при виде отчаянного сопротивления и самоубийств они были в состоянии шока, на грани неповиновения – и их приходилось заменять… Иногда осуществление "репатриации" передавалось самому СМЕРШу.
Другой английский исследователь этого вопроса Н. Бетелл называет три причины, побудившие демократии пойти на этот шаг: «необходимость обеспечить безопасность английских и американских военнопленных, находившихся в советских руках; опасения вызвать подозрения советского правительства и тем повредить ведению войны; страх перед трудностями, которые вызвала бы необходимость устройства и расселения на Западе большого числа советских граждан» [81]…
Однако Н. Толстой считает, что первые два аргумента никто всерьез не принимал, к тому же они быстро отпали, а выдачи продолжались. Английский «МИД прекрасно знал о том, что Советы боятся огласки», но не воспользовался этим для ведения более твердой политики. Не воспользовались англо-американцы и тем, что СССР сам нарушал условия едва ли не всех подписанных с ними соглашений, в том числе Ялтинских [82]. Значит, главной причиной все-таки было: «Нам они здесь не нужны»…
А где же в это время была демократическая пресса? Почему не отстаивала свои принципы гуманизма? Бетелл пишет: «прессе "посоветовали" не оглашать этого дела. Время было военное, и журналисты поступили так, как им было сказано». Правда, появлялись статьи со злорадствующими заглавиями, как, например: «Самоубийство красных изменников в Дахау» (при этом армейская газета "Старз энд страйпс" сравнила их с «животными») [83]...
Кроме того, правительства тщательно скрывали информацию. После выдачи в Лиенце был издан приказ по 78-й дивизии: «…известно, что союзники во время операций широко применяют методы маскировки и обмана… Чрезвычайно важно, чтобы ни в какой форме не была обнародована практика союзников в этом и подобных вопросах.., циркуляция приказа должна быть строго ограничена теми, кто знает о методах обмана» [84]. (…)
Лишь небольшой части власовцев удалось спастись. Повезло группе ВВС ген. Мальцева (5.000 человек): из них была выдана лишь десятая часть (и сам Мальцев). «Командир транспортной эскадрильи майор Тарновский.., будучи старым эмигрантом, не подлежал выдаче, но он настоял на том, чтобы разделить судьбу своих товарищей» [86].
Остаткам "Русского корпуса", благодаря усилиям полковника У. Линга (бывшего британского офицера связи с Деникиным и Врангелем) [87], лишь с трудом удалось доказать, что они не подлежат выдаче. Учитывая, что Корпус был преемником армии Врангеля – ему в какой-то мере удалось повторить «галлиполийское сидение» в Австрии: 4.500 человек сохраняли образцовую дисциплину и назвали место своего интернирования «Белый русский лагерь». Старший корпусной священник Борис Молчанов устраивал богослужения, на которые собирались все полки. Последним командующим корпуса стал полковник А.И. Рогожин (после смерти ген. Штейфона 30 апреля 1945 г.). За годы войны через Корпус прошло 17.090 человек; потери: убито и умерло 1.132, ранено 3.280, пропало без вести 2.297… [88].
Ялтинское соглашение предусматривало выдачу не только власовцев и военнопленных, но также "остовцев" (увезенной в Германию рабсилы) и беженцев. (…) По сообщению советского уполномоченного по делам репатриации генерал-полковника Ф.И. Голикова, только к 7 сентября 1945 г. западными союзниками было выдано 2.229.552 человека [93]. Эта цифра не окончательная, поскольку выдачи продолжались (правда, уже в меньших количествах). Согласно другой советской цифре, опубликованной в том же 1945 г. (и, следовательно, тоже неполной), «освобождено и репатриировано было 5.236.130 советских граждан» (сюда включены не только выданные Западом, но и захваченные в советской зоне оккупации). «Бывший офицер НКВД, имевший доступ к досье этой организации», сообщил, что в 1943-1947 гг. «было репатриировано около пяти с половиной миллионов русских» [94].
Хофман считает, что около 30 % власовцев и военнослужaщиx "восточных батальонов" были расстреляны, остальные (выданные позже) получили по 25 лет лагерей [95]. "Остовцы" получали меньшие сроки (чаще всего 10 лет) или посылались на тяжелые работы – их преступление состояло в том, что они заглянули на «другую сторону луны» и уже не могли слепо верить советской пропаганде… Главное же, почему советская сторона настаивала на выдачах – чтобы не укреплять эмиграцию свежими силами и не выпускать в западный мир миллионы свидетелей своих преступлений. Ялтинское соглашение как ножом разрезало ту общность судьбы миллионов русских людей из России и Зарубежья, которая возникла в военные годы. Лишь небольшой части советских граждан удалось спастись, стать "второй эмиграцией" (несколько сот тысяч человек). Ее политическим костяком были участники Русского Освободительного Движения.
Кладбище жертв выдачи в Лиенце
…В аннотации издательства "Посев" к книге А. Казанцева "Третья сила" сказано: «Из исторической перспективы попытка создания независимой "третьей силы" на гитлеровской территории во время войны может показаться еще безнадежнее, чем это выглядело тогда. Но не пришлось ли бы всем нам еще больше стыдиться…, если бы этой попытки не было?».
Вспоминая о том выборе меньшего зла, который стоял перед русским Зарубежьем в начале войны, можно видеть, что в своих надеждах жестоко обманулись обе части эмиграции: ни Гитлер, ни демократии не были заинтересованы в свободной России. Гитлер погубил в концлагерях миллионы противников коммунистического режима, а Запад после войны выдал уцелевших на расправу Сталину – тоже миллионы (…). Обманулись и те – как в эмиграции, так и в СССР – кто надеялся на национальное перерождение режима после победы…
Однако, годы войны наглядно показали существование в России национально-освободительного потенциала – проявившегося, несмотря на все разрушения и потери. И лишь состояние мира, было таково, что этот потенциал не мог реализоваться – в этом причина спорных и сомнительных сторон явления РОА.
Вторая мировая война стала экстремальной ситуацией, в которой обнажилась духовная суть всех сил, противоборствовавших в расколотом мире: капитализма, коммунизма, нацизма, фашизма, жидизма. К осмыслению их сущности мы еще вернемся, но уже сейчас виден главный политический урок тех лет. Они окончательно показали, что ключ к освобождению и возрождению России – только в самой России; что освобождение снаружи – вряд ли возможно, ибо в эгоистическом мире у русского дела нет друзей. А против врагов россияне способны бороться даже при таком режиме. (…)
Из книги: М.В. Назаров. Миссия русской эмиграции.
http://rusidea.org/?a=25060110
Детей под гусеницы танков
Бросали матери тогда,
Три дня наплывами останков
Пугала мёртвая вода.
Ползли к востоку эшелоны,
Забиты массою людской,
Альпийских гор крутые склоны
Манили с лаской и тоской
В тепло спасительных ущелий
Людей, раздетых донага.
Потом – ряды уральских елей,
Потом – сибирская тайга.
Потом… Но далее не стало
Живого леса. Лишь одна
Светила скорбно и устало
С небес полярная луна.
Темнели лагерные вышки,
Как вехи сломанной судьбы.
И десять лет без передышки
Трудились новые рабы.
Из них никто не возвратился –
Бесовский меч неудержим!
Так с казаками расплатился
Коммунистический режим
За то, что красный хам, бунтуя,
Не раз был ими укрощён
И плеть суровую, витую,
Познал на шкуре, а ещё –
За знаки вражеских отрядов
На амуниции былой,
За непокорность, что во взглядах
Жила, как пламя под золой,
За то, что видели иначе
Свои пути и стар, и млад,
За веру в Бога и в казачий
Веками созданный уклад,
Ещё за то, что не сдавались,
Встречая общую беду,
И казаками оставались
В убойном сталинском аду.