Посвящается светлой памяти Донского Атамана П.Н. Краснова.

Сегодня очередная годовщина со дня расправы большевиков над русскими героями — казаками атаманом Всевеликого войска Донского Петром Николаевичем Красновым, атаманом Андреем Григорьевичем Шкуро, генералом Семёном Красновым. Советская пропаганда называла их изменниками и предателями. Но кто и когда из них присягал большевикам? Все они хранили верность Православной Бѣлой России и поступали в согласии со своей христианской совестью. В день памяти атамана Краснова, Правый взгляд публикует материал его памяти, впервые напечатанный в Обще-Казачьем журнале в ФРГ в 1949 году.

Тихое осеннее утро. Лёгкой дымкой октябрьского тумана окутана столица Дона — Новочеркасск. В воздухе плавно раздаются могучие удары колокола Войскового собора. В городе, украшенном флагами, с самого утра уже чувствуется какая-то особенная торжественность. На улицах: офицеры, войсковые чиновники, учащаяся молодёжь; все одеты в парадную форму. То тут, то там, мелькают алые мундиры лейб-казаков и голубые — лейб-атаманцев. Много седых стариков в старинных мундирах, с крестами и медалями за прежние войны, с высокими насеками — приезжие из далека станичные и хуторские атаманы. Какой у них величественный и гордый вид: как на старинных казачьих гравюрах.

К собору проследовали в полном составе Донской кадетский корпус и сотня Казачьего военного училища, гимназисты, реалисты и воинские части, все со своими оркестрами.

Весь город оглашался звуками бравурных маршей. Ещё мальчиком, наблюдая всю эту картину, я чувствовал неописуемый восторг, необычайный подъём, и мне тогда так хотелось быть взрослым, чтобы в форме, в шароварах с алыми лампасами также маршировать в строю.

В собор съезжались в собственных экипажах и на извозчичьих пролётках разодетые дамы, генералы с серебряными эполетами, с блестящими на груди звёздами, орденами и широкими через плечо лентами; офицеры в парадной форме, городская знать… Проехал в остроконечной жёлтой шапке и жёлтой мантии бакша донских калмыков…

По широкой аллее Платовского проспекта, засаженной высокими серебристыми тополями, против здания Донского музея, уже выстроился воинский наряд для встречи войсковых регалий и знамён. На правом фланге старики с насеками — атаманы станиц и хуторов. Кругом все улицы, балконы, окна переполнены публикой. Даже на крышах домов немало любопытных; каждый желал видеть торжественную церемонию войскового праздника, — ведь, она бывает только раз в году.

К 9 часам утра прибывает войсковой атаман. Его встречают войска; атаман в парадном голубом мундире, в руках высокая насека с золотым двухглавым орлом — эмблема наказных атаманов. После его встречи, под звуки оркестра, выносятся войсковые регалии.

Любил я этот торжественный момент; с необыкновенным детским восторгом я глядел на вынос седой донской старины. Но особенно ярко помню этот священный обряд, когда я был уже взрослым, молодым офицером, в славную эпоху на Дону атамана Петра Краснова. Я стоял тогда в наряде перед музеем.

Донское казачество, стихийно потянувшееся к обычаям родной старины в эпоху Каледина и «донского баяна» — М.П. Богаевского, ещё больше прониклось любовью к славному былому в незабываемую эпоху атамана Краснова. Он, как историк и романтик казачества, был её вдохновителем; он воскресил седую донскую старину, воплотив её в действительность во всех её деталях. Как сейчас, я помню этот торжественный день… Было погожее мягкое октябрьское утро. С высоких тополей изредка падали пожелтевшие листья. Мы стояли в наряде по длинной Платовской аллее, ожидая атамана… Вот зашевелился строй, стали выравниваться … послышалась громкая команда: «атаман едет». Наступила тишина; с левого фланга звонко слышалось цоканье многочисленных подков… приближалась группа всадников. Впереди всех — сухая подтянутая фигура атамана Краснова, под ним рослая светлорыжая кобылица, три ноги по щептку белые; седло, сбруя горят в серебре; за ним полусотня атаманского конвоя из калмыков на буланых конях, в безкозырьках с жёлтым верхом набекрень. Величественно проехал перед строем генерал Краснов. На его приветствие дружно, как один, взводы ответили: «Здравия желаем, господин атаман!» После объезда он становится против дверей Донского музея.

Всё смолкло, словно всё оцепенело. Но вдруг полились звуки Донского гимна. Наряд берёт «на караул», и из дверей музея два войсковых есаула выносят на синей подушке, обшитой серебряными шнурами с кистями золотой, усыпанный драгоценными камнями пернач — эмблему власти донского выборного атамана — и подносят его атаману Краснову. С этим перначем атаман граф Платов — «вихрь — атаман» — с Дона через Москву победно пронёс с донскими полками казачью славу через всю Европу до Парижа.

В руках этот пернач держали славные атаманы: Ефремов, Иловайские, любимец Суворова — Денисов и другие герои Дона. С этим перначем принимали парады в Новочеркасске августейшие атаманы всех казачьих войск — Наследники Цесаревичи, держали его в руке рыцари — атаманы: Каледин и Назаров; крепко его сжимал в своей руке славный атаман Пётр Краснов.

Четыре бунчужных хорунжих, с белыми, как степной ковыль, бунчуками стали вокруг атамана, а впереди по сторонам их стали с насеками в руках два войсковых есаула.

Все приготовились к священному моменту выноса войсковых регалий… Наступила благоговейная тишина.

Сам атаман командует нарядом для встречи донских святынь. Хор трубачей играет «Коль Славен»; протяжным звоном гудит колокол Войскового собора. Этот гигант — колокол перевезенный из «вольного Черкасска», бывшего в старину Главным войском — центром донского вольного казачества… Тысячные массы жителей благоговейно обнажают головы.

Атаман Краснов делает перначем салют, и из дверей музея плавно выносятся донские святыни: заветная старина донская, немые свидетели былого и славы казачества. Где только ни побывали они с донскими полками! Были они далеко на востоке за Китайской стеной, шли походом на запад до Елисейских полей — столицы мира Парижа, на диком севере финляндских лесов и на юг до жгучих песков Персии. Объвеянные славой дедов и прадедов, современники «чудо — богатыри» Суворова, гордые свидетели казачьих подвигов на Балканах, Карпатах, Венгерской долины, в горах Кавказа и прочих побед и подвигов казачьей славы…

Впереди глубокий старик вахмистр выносит древний стяг Ермака -покорителя Сибири (1581 г.); за ним выходят рядами: вахмистры, урядники и казаки со скрещенными знамёнами по годам, в порядке их старшинства. Седая старина донская… немые свидетели немеркнущей боевой славы казачьей: хоругви и знамёна Великого Азовского сидения (1678 г.), на некоторых, за древностью их, уцелели лишь клочки священного шёлка да древко… чем дальше, тем более молодые знамёна с гербами и инициалами царей московских и императоров российских. Большинство их увенчаны белыми георгиевскими крестами и георгиевскими лентами с серебряными кистями.

Как гордо, величественно выступают старики, осторожно, бережно неся священную седую славу казачества, направляясь к собору. За знамёнами выходят рядами офицеры и войсковые чиновники, они несут на малиновых подушках, обшитых золотыми шнурами, в бархатных папках грамоты царей и императоров, дарованных войску за вековую службу и верность России. За грамотами следуют: перо-султан, усыпанное алмазами и брильянтами, пожалованное на кивер Платову императрицей Екатериной Великой; драгоценная сабля императора Александра I, усыпанная брильянтами — дар войску за Отечественную войну (1812 г.) и другие пожалования в знак царского благоволения войску и в конце на большой продолговатой подушке из бронзы отлитый «донской присуд» — карта Донской земли с границами — по рескрипту императрицы Екатерины П.

Вынос регалий окончился.

Атаман Краснов, предшествуемый донскими есаулами под сенью четырёх бунчуков, следует за регалиями. Взводы наряда перестраиваются в колонну по-шести и следуют за ним в собор. Торжественным звоном гудит соборный колокол. Вокруг величественного собора — море людей, а на самой площади войска для парада. Атаман замедляет шаг, пока не войдёт последний ряд с регалиями. Тогда по синему длинному ковру по лестнице из дверей собора спускается с крестом в руке седой донской архиепископ (Гермоген). Войсковой атаман прикладывается к кресту, Владыка кропит святой водой правителя Дона.

Получив благословение от Владыки, атаман, а за ним войска и горожане следуют в огромный кафедральный собор.

… Опустела широкая Соборная площадь. На месте, где стояли войска, остались лишь в козлах винтовки да часовые при них. Молча смотрит на безлюдную площадь с высокого гранитного цоколя в стальных латах, в богатырском шлеме славный атаман Ермак, князь Сибирский.

Идёт архиерейская служба в сослужении сонма всего многочисленного городского духовенства при участии войскового и архиерейского хоров.

Но окончилась, наконец, и долгая архиерейская служба и из собора чинно рядами выходят войска, горожане, и снова площадь залита морем людей… Тишина… раздаются команды, части берут «на караул». Протяжным гулом гудит древний колокол собора, сзывавший когда-то казаков «на майдан», и на площадь выносят святые иконы и хоругви. Впереди Святой иконы Донской Божьей Матери, небесной покровительницы войска, дорогим жемчугом унизана святая риза Богоматери — дар донских казачек. Матовым блеском сверкают жемчуга на ней, как молитвенные слезы матерей и вдов казачек, в горячей молитве их, оплакивающих своих близких, в боях павших. За святыми иконами и хоругвями архиепископ с сонмом духовенства с ними длинными рядами — войсковой и архиерейский хоры в полном составе по 70-75 человек. Оба хора в старинных, длинных, синих кунтушах с серебряными позументами и откидными рукавицами.

Тёплый октябрьский день. На Дону в то время «бабье лето» в разгаре. Ласковым, приятным теплом греет солнце, тонкими, как шёлк, ниткамилениво плавает высоко в небе светлая лёгкая паутина. Стая встревоженных колокольным звоном голубей кружится над площадью… Молебен подходит к концу. Войсковой протодиакон громовым голосом на всю площадь провозглашает: «Всевеликому Войску Донскому многая ле-та!» С последним слогом «та» махальный на колокольне собора дает знак белым платком, этот знак принимает другой махальный на крыше городского театра, где на площади расположилась донская конная батарея. Одновременно по условному знаку ударил громовой колокол, и раздался салют всех орудий батареи. Загудели радостным перезвоном соборные и городские колокола. Весь Новочеркасск огласился пушечной стрельбой. 21-им выстрелом салютует батарея.

«… Звоны звонили, и молебны пели, и пушки палили…» 

Всё как в старину, в древних Раздорах и вольном Черкасском городе. К общей картине былой старины не достаёт только, как в этот день в Черкасске на «майдане» по традиции, стоя на высокой бочке, войсковой писарь вычитывал зычным голосом благодарственную грамоту царя Иоанна Грозного за участие донцов с атаманом Сусаром при взятии Казани (1552 г.).

Смолкли перезвоны и пушечная стрельба. В молитвенной тишине вносятся в собор святые иконы и хоругви. Атаман Краснов обходит длинные шеренги войск, с правого фланга несутся звуки атаманского марша. Войска берут «на караул»… Тысячные массы людей обнажают головы, радостно приветствуют своего вождя — атамана. После обхода атамана, как море заволновалась огромная площадь, заколыхались знамёна, заблестело на солнце оружие — парад строится к церемониальному маршу… «Шагом марш!» — громко несется голос командующего парадом. Командовал красавец генерал П.И. Греков. Загремел оркестр… Стройным маршем плавно поплыл весь парад. Впереди всех — донской атаман Краснов, с высоко поднятым вперёд золотым перначем, не марширует, а «печатает, как павлон», широким строевым шагом, как некогда он маршировал фельдфебелем Павловского военного училища. А теперь он атаман, правитель Дона, первым во главе всего парада салютует донским святыням — знамёнам и регалиям и донскому парламенту — хозяину Донской земли, Войсковому кругу.

Войсковой круг, приветствуя атамана, обнажает головы. Слилось в одном взаимном салюте приветствие атамана и народных избранников. Восторженные ученицы и казачки забрасывают атамана цветами… После салюта атаман Краснов становится перед Войсковым кругом под сенью белоснежных бунчуков и теперь он, как первый «знатный казак», как глава Дона, принимает народ. Легко, щеголевато идут кадеты, за ними чётким шагом проходят юнкера, дальше воинские части, затем гимназисты, реалисты и т.д. Перед глазами в такт марша бесконечно мелькают алые лампасы. За пешими частями, громыхая тяжёлыми колёсами, проходят донские «пушкари» — артиллерия, за ними — конница. Впереди её атаманский конвой, а дальше конные сотни. Весело, игриво идут под музыку длинногривые с пышными хвостами ловкие, быстроногие донские горбоносые кони. Лихо «подбоченясь» сидят на них «чубатые» казаки; звонко цокают по каменной мостовой подковы. Как на экране кинематографа, красочно, торжественно проходит народ… Все улицы Новочеркасска огласились музыкой и пением, когда части после парада расходились по казармам и домам. Впереди их, как это бывало всегда после парада, бежали радостные, весёлые мальчуганы, часто перебегая с одной на другую сторону широкие улицы «под ногами оркестров».

После парада, по войсковому древнему обычаю, состоялась общая трапеза — «войсковая хлеб — соль». Раньше обыкновенно она устраивалась в войсковом правлении, но атаман Краснов перенёс её в юнкерский манеж, где было больше места. По традиции на хлеб-соль никого специально не приглашали, но преимущество отдавалось: членам Войскового круга, начальствующим лицам, участникам выноса регалий и знамён, станичным и хуторским атаманам и старикам города Черкасска. О порядке этом знали издавна, а потому входили чинно в порядке и без всякой суеты и толчеи. Богата и гостеприимна была войсковая «хлеб-соль». Войско отпускало на это огромные средства, но и станицы не скупились своими щедротами. Боченки шипучего вина посылала Цымлянская, янтарного цвета «выморозки» — Раздоры, «духовитый» мускат слал Кумшак, Семикарокорцы — свежую стерлядь, аршинных осётров посылала Елизаветинская, Аксай — зернистую икру, Курмоярцы — дыни и арбузы, Мелеховцы — виноград. Каждая станица посылала дары, чем она была богата и славилась. Бесконечные ряды столов ломились под богатством вин, различных закусок и яств. За обедом играл войсковой оркестр, войсковой хор в голубых кунтушах пел старинные песни. Пели казаки песни с «подголоском» и свистом, пелись и протяжные бытовые песни старины. За столами шла шумная беседа в воспоминаниях героев Кавказа, Плевны, Шипки и манджурских сопок.

» Бойцы вспоминали минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они…»

Танцевали казачка: старики «журавлём», а молодёжь, вприсядку вкруговую «до уморы».

По традиции сладости и фрукты несли домой, казачкам и детям, как «гостинцы» с «хлеб — соли».

…Долго за полночь тянулось время «во пиру — беседушке», неохотно расходились старшины. Приехав домой в свою станицу, они всегда с удовольствием вспоминают, чему сами были свидетелями на Войсковом празднике.

Яркими и славными были памятные дни Донского атамана Петра Краснова.

С. БОЛДЫРЕВ

(Германия) «Обще- казачий журнал» №9, окт. 1949 г.

http://rusimperia.info/catalog/6361.html