Полковник Чернецов обращаясь к Гумилёву и к сидящем в зале офицерам, заявил: «На этой вот шее – Чернецов подтвердил свои слова жестом, – я уже чувствую большевистскую петлю, но, когда меня будут вешать, я буду знать за что меня вешают! Вот этими руками я немало отправил большевистской сволочи на тот свет и нахожу, что цена за мою жизнь подходящая, а вот вы, господа офицеры, когда вас будут вешать на том же фонарном столбе, что и меня. Вы подумаете, за что вас вешают? За то, что вы, позванивая шпорами, гуляли по Московской? И только? Цена маловата…» — Крестовый поход детей полковника Чернецова.
Но верьте, верьте, лицемеры,
Ещё окрепнет наша Русь
И первый я за меч возьмусь
Чтоб доказать вам твердость веры.
В свою страну и в свой народ.
Не Гумилёв, — Петрушевский.
В ночь 25–го на 26–е августа 1921 года под Петроградом у Ржевского полигона в возрасте 35 лет коммунистами был бессудно убит поэт России Николай Степанович Гумилёв.
24.08.1921. — Постановление о расстреле поэта Николая Степановича Гумилева в числе 60 человек, обвиненных в контрреволюционном заговоре.
Николай Степанович Гумилев (3.4.1886–24.08.1921), поэт. Родился в Кронштадте в семье корабельного врача. Детские годы провел в Царском Селе, здесь окончил гимназию. Уехал учиться в Париж, в Сорбонну. К этому времени Гумилев был уже автором книги "Путь конквистадоров". В Париже издавал журнал "Сириус" (в котором дебютировала А. Ахматова), общался с французскими и русскими писателями, причислял себя к символистам и ученикам В.Я. Брюсова. В эти годы он много путешествовал и в поисках экзотических впечатлений дважды побывал в Африке, откуда привез в петербургский Музей антропологии и этнографии богатую коллекцию.
В 1908 г. вышла вторая книга поэта "Романтические цветы" с посвящением будущей жене А. Ахматовой (тогда Анне Горенко). Вернувшись в Россию, поселился в Царском Селе, был зачислен в Петербургский университет (учился на юридическом, затем на историко-филологическом), но курса не окончил. С 1909 г. становится одним из основных сотрудников журнала "Аполлон", ведя раздел "Письма о русской поэзии".
Осенью этого же года отправляется в длительное путешествие по Африке, возвращается в Россию в 1910 г., выпускает сборник стихов "Жемчуга", принесший ему известность. Тогда же 25 апреля женится на А. Горенко (А. Ахматовой). Летом молодые супруги побывали в Париже, а осенью он еще раз посетил Африку – Абиссинию. (Их разрыв в 1913 г. отражен в стихотворении "Пятистопные ямбы"; развод был оформлен в 1918 г.)
К 1911–1912 гг. относится ряд важных событий в литературной биографии Гумилева: вместе с Городецким организовал "Цех поэтов", в недрах которого зародилась программа нового литературного направления — акмеизма; отходит от символизма, что было закреплено статьей "Наследие символизма и акмеизм". (Франц. acméisme, от греч. akmē — высшая степень чего-либо, цветущая сила; это течение отталкивалось от расплывчато-туманного декадентского символизма к чувствам реальной, земной жизни.)
С началом Великой войны Гумилев, ранее навсегда освобожденный от воинской службы, в первые же дни уходит добровольцем на фронт, зачисляется в лейб-гвардии уланский полк. Уже к началу 1915 г. был награжден двумя Георгиевскими наградами, в марте 1916 г. произведен в прапорщики, переведен в 5-й гусарский Александрийский полк.
В мае 1917 г. его отправляют в командировку на союзный Салоникский фронт, но он не доезжает туда, оставленный в Париже. Там его застает Октябрьский переворот. В январе 1918 г., после расформирования управления военного комиссара, к которому он был приписан, Гумилев через Лондон возвратился уже в большевицкую Россию. В годы войны он не прекращал литературной деятельности: был издан сборник "Колчан", написаны пьесы "Гондла" и "Отравленная туника", цикл очерков "Записки кавалериста" и др.
В 1918 –1921 гг. Гумилев был одной из наиболее заметных фигур в литературной жизни Петрограда, работал в издательстве "Всемирная литература", читал лекции; в 1921 г. руководил Петроградским отделением Союза поэтов. Стихи этих лет собраны в сборнике "Огненный столп" (посвящен второй жене – А.Н.Энгельгардт), вышел в Берлине посмертно (1921).
3 августа 1921 г., будучи убежденным монархистом, не скрывавшим своих взглядов, Гумилев был арестован и расстрелян по обвинению в участии в антисоветском заговоре В.Н. Таганцева. Точная дата расстрела Гумилева не известна; по словам А. Ахматовой, расстрел произошел близ Бернгардовки под Петроградом.
Один из очевидцев рассказывал о том, как держался поэт перед расстрелом: «Этот ваш Гумилев… Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете. Шикарно умер. Я слышал из первых рук. Улыбался, докуривал папиросу… Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает. Что ж — свалял дурака. Не лез бы в контру, шел бы к нам, сделал бы большую карьеру. Нам такие люди нужны».
Спустя 70 лет историки, проанализировав все документы, установили, что все дело Таганцева было грубо состряпано большевиками. Как следует из материалов следствия, Гумилёв не содействовал Петроградской боевой организации.
Т.е. НИКАКОГО участия в Б☦лой борьбе за ☦Русь Святую он не принимал. А ведь сколько кр✭сножидской сволочи мог убить!
http://www.nikolaygumilev.ru
***
Такие разные поэты.
Когда поэты Н.Туроверов и В.Петрушевский воевали против кр✭сножидской сволочи и кровью писали свои стихи. Когда безусые мальчишки, кадеты и юнкера, шли в бой против той же сволочи и умирали с криком "За Веру, Царя и Отечество". Гумилёв — боевой офицер, — оказался хоронякой, шкурой и решил не воевать за Русь Святую.
Поэт Николай Туроверов вступил в партизанский отряд есаула Чернецова и сражался с большевиками вплоть до эвакуации Русской армии Врангеля из Крыма.
(Родному Атаманскому полку)
…Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твердым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак…
…
Забыть ли, как на снеге сбитом
В последний раз рубил казак,
Как под размашистым копытом
Звенел промерзлый солончак,
И как минутная победа
Швырнула нас через окоп,
И храп коней, и крик соседа
И кровью залитый сугроб…
…
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака
И гнал и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг
И, злым предчувствием волнуем,
Заржет печально верный друг.
+++
Офицер.
Его вели убийцы на расстрел,
Толпа безгласная пугливо расступалась,
Но на нее спокойно он смотрел,
И сердце гордое его не волновалось.
Привык он смерть с отвагою встречать
На гибельных полях неумолимой битвы.
Когда уста торопятся шептать
Последние слова напутственной молитвы.
Никто не смел приблизиться к нему –
Все от него как от чумы бежали
И даже взглядами трусливыми ему
Сочувствия в беде не выражали.
Всех устрашал его господский вид,
Его фигура в одеянье сером
И каждый знал, что власть его казнит
За то, что был он царским офицером.
За то, что Родину он грудью защищал,
Что за паек скупой не торговался,
Что он часов рабочих не считал,
С врагами Родины постыдно не братался.
За то, что был он русским до конца,
Безропотно неся лишенья и кручину.
За то, что не сменил он честного лица
На красную разбойничью личину.
+++
УХОДИЛИ МЫ ИЗ КРЫМА
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Владимир Петрушевский, в первую мировую войну в чине полковника воевал в рядах 5-го гусарского Александрийского полка, а во время гражданской войны был в армии адмирала Колчака.
РУСЬ, ПРОСНИСЬ!
По декрету товарища Ленина
Из глубин императорских зал
Ты у стенок тюремных расстреляна
И заброшена в мрачный подвал.
Там лежишь ты, штыками изранена,
Догорая, как в небе заря,
И забыла Ивана Сусанина
Снарядить для спасенья Царя.
Комиссары, что воры из Тушина,
Дикой воле не знают границ,
Православная Церковь задушена,
Взяты пастыри в недра темниц.
Все короны распроданы царские
И пошли на уплату измен…
О, придите, придите ж, Пожарские!
Вновь явись, патриарх Гермоген!
Русь! Не вся ж ты врагами замучена,
Соберись на священную брань,
Словно море взволнуйся могучее,
Против темного ига восстань!
Встань из праха и грязи, распутница,
Развернись во всю русскую ширь –
Не с тобой ли Мария Заступница
И Георгий – святой богатырь?
От великих Донского и Невского
Перед битвой получишь совет,
И от старца придет Радонежского,
Как в былые года, Пересвет.
И собьешь ты оковы мучителей,
Что сковали могучую грудь,
И пойдешь по стопам победителей
На широко расчищенный путь.
Все границы, что так перекроены,
Чтоб державный замедлить полет,
Вновь исправят с молитвою воины –
Сам Суворов штыки их примкнет.
Нарядившись в кокошник жемчужный,
В свой расшитый цветной сарафан,
Древнерусскою сеткой кольчужной
Ты от новых прикроешься ран.
Вся слезою омытая чистою,
Приподняв соболиную бровь,
Под фатою своей серебристою
Будешь первой красавицей вновь.
Тучный колос взойдет с поля дикого,
С братской кровью пропитанных нив,
Прыгнет выше Ивана Великого
Медный Всадник… змею раздавив.
+++
Нам некого винить – мы сами виноваты,
Что красная взошла над родиной заря,
Ведь это только часть заслуженной расплаты
За то, что своего мы предали Царя.
Мы были все тогда под властию гипноза
И козни дьявола казались правдой нам,
Цвети ж, благоухай, свободы дикой роза,
Но помни– кровь Царя взывает к небесам.
Когда же минет срок Божеского гнева,
Когда Господь простит заблудшийся народ,
Мы громко скажем тем, кто звал Россию влево:
«Вам в Палестину путь, а нам с Царем вперед».
+++
«Февраль и Март» – вы дети сатаны
И внуки бабушек и дедов революций.
Народом вы давно осуждены,
Нам выносить не надо резолюций.
Мы знаем все. Господь нас спас не зря,
Не восхвалять пришли мы «достиженья»
Родителей законных «Октября»,
А указать на ваши преступленья.
«Кровавый Царь»… Кто так дерзнет сказать,
Вкусивши плод «великой и бескровной»?
Да, Он в крови, в крови Россия-мать,
Повсюду кровь, до паперти церковной!
Февраль и Март – вы смерть святой Руси,
Ее вы отдали, как жертву, на закланье.
Творец миров, не гневайся, спаси!
Верни Царя и прекрати страданья!
+++
Я вам пишу, холодные вельможи,
Вы, как удав, давили царский трон,
Вы, как змея, свои меняли кожи,
Забыв, что есть возмездия закон.
Я вам пишу – не вы ль отлично знали,
Какой готовите монарху вы удел,
Когда в салонах сплетни распускали,
Язвив Того, Кто лаской вас согрел.
Вы знали – ложь губит сильнее яда.
В момент войны она, как злая тень,
Ползла змеей от вас из Петрограда
По всей Руси, до дальних деревень.
Теперь судьбы познавшие удары,
Вдали от родины, свою спасая честь,
Вы пишите большие мемуары –
В них много лжи, но правды мало есть.
+++
Родине
Люблю тебя, страна родная!
Я с детства чуткою душой
Тебя познал, ещё не зная,
И был всегда сын верный твой.
Любил народные былины,
Твою седую старину,
Простор полей, снега, и льдины,
И леса девственного тьму.
Любил печальные напевы,
Избушек серых долгий ряд,
И безконечные посевы,
И зимний сказочный наряд.
Любил я в праздник перезвоны
Твоих безчисленных церквей
И старописные иконы
В стенах задумчивых кремлей.
Любил я царские дружины
И тихий шелест их знамён.
О Русь! Я был в твои седины
И в славу русскую влюблён.
И ныне, брошенный судьбою
На остров в море-океан,
Всегда, всегда в мечтах с тобою
Твой верный ратник и баян.
+++
Но верьте, верьте, лицемеры,
Ещё окрепнет наша Русь
И первый я за меч возьмусь
Чтоб доказать вам твердость веры.
В свою страну и в свой народ,
Чтоб знали вы, что Русь вперёд
Ещё продвинется далёко,
Что нету сил сломить поток.
Орлы-стервятники! Забыли,
Что значит Русский богатырь,
Чем мы назад два века были
И как раздвинулися в ширь?
На мертвеца вы налетели,
Но Русь — ведь это труп живой;
Ещё он справится с собой
И вновь поднимется с постели.
Да, час придёт, я верю в это,
Воскреснет Русский наш народ,
Пусть буду я на гранях света,
Но вмиг помчусь на пароход.
Пусть он везёт меня скорее
Туда, на север, где мороз,
Где лес из сосен и берёз,
Где каждый домик мне милее,
Чем здешний, но чужой дворец,
Где я увижу, наконец,
Народ родной, многострадальный,
Церквей услышу говор дальний,
Где, верю я, когда вернусь,
Разгонит солнце злые тучи
И снова сильной и могучей
Увижу я родную Русь.