"Нельзя же в самом деле объяснить простой случайностью тот факт, что к руководству Русской Освободительной Армии были допущены одни коммунисты…Некоторый церковный уклон на закате власовской акции объясняется просто "давлением масс" — но ни Власов, ни тем более Жиленков ни в Бога, ни в чёрта не верили ни на одну копейку".
Иван Солоневич — "Немцы боролись против России, но ЗА большевизм".
От внимания эмигрантской общественности, по-видимому, начисто ускользнул тот факт, что немцы боролись против России, но ЗА большевизм. Это, я знаю, звучит очень парадоксально: обычно считалось, что Германия боролась то ли против большевизма — но кое-как и за Россию, то ли и против большевизма, и против России. Маленькая историческая справка:
Германия Вильгельма Второго оплачивала и поддерживала Ленина и Троцкого, первой признала советскую власть и послала туда своего первого посла.
Германия Веймара и Гинденбурга делала то же самое: снабжала советы дипломатической поддержкой и промышленными кредитами, помогала военной промышленности — как потом оказалось, на свою собственную голову — и наводняла СССР своими специалистами, инженерами и техниками — тоже на свою собственную голову.
Германия Гитлера делала то же самое: кредиты, дипломатическая поддержка, пакт о дружбе. Донос на Тухачевского был организован немцами, которые подсунули Бенешу соответствующие данные, и Бенеш понес их в Москву — тоже на свою собственную голову.
Итак: вот пришел партайгеноссе Кох на некую Украину — на одну из русских украин. Ему, Коху, нужно здесь делать все то же, что здесь делали товарищи большевики: драть с мужика хлеб и кур, гонять его на дорожную и подводную повинность, вообще организовывать "администрацию". Совершенно ясно, что немецких зондерфюреров для этого никак не могло хватить. Нужно, значит, опираться на "местные силы" — на какие? Немцы подбирали туземный административный аппарат почти исключительно из бывших коммунистов и объясняли это так: только бывшие коммунисты имеют достаточный административный опыт. Это было верно. Немцы не договаривали только того, что административный опыт бывших коммунистов был папашей административного опыта той же национал-социалистической партии: цели были чуть-чуть различны, но методы ущемления имели истинно братское сходство — какой-нибудь бауернфюрер из Померании был тренирован на те же методы, как какой-нибудь предколхоза на Волыни: свой своему поневоле брат.
В силу этих обстоятельств советско-германская война приобрела, в частности, характер внутрипартийной резни — нечто вроде борьбы Троцкого со Сталиным. В этой последней борьбе и Троцкий, и Сталин опирались только на партийные силы — пусть и враждебные друг другу, но только партийные. Гитлер в некотором отношении повторил пути Троцкого: он тоже опирался на партийные силы — и немецкие, и советские.
Нельзя же в самом деле объяснить простой случайностью тот факт, что к руководству власовской армии были допущены одни коммунисты,
которые в 1943 и 1948 годах называли себя "бывшими коммунистами". Я не верю в "бывших коммунистов", ибо принадлежность к коммунистической партии вовсе не ограничивается наличием партийного билета, она определяется наличном "партийных навыков", от которых отвязаться не так уж просто.
Говорилось и писалось, что немцы-де уничтожают "комиссаров" — но ни комиссара Зыкова, ни чекиста Жиленкова они не уничтожали —
Именно Жиленков был поставлен на пост политкома при Власове.
Что ж, не могли немцы найти никого другого?
Русская эмиграция в Германии ни на какую немецкую акцию не пошла. Но вне Германии были русские эмигранты, которые НЕ ЗНАЛИ, что и как делается в Германии и которые предлагали свои услуги немцам, и Гитлер их никуда, кроме задворков, не пустил.
Мою книжку "Большевизм и крестьянство", которую я не под своим именем пытался выпустить в Праге, власовская цензура запретила за критику "ликвидации кулака как класса". Об этой ликвидации русского мужика мне Жиленков рассказывал в тонах искреннего партийного энтузиазма.
Некоторый церковный уклон на закате власовской акции объясняется просто "давлением масс" — но
ни Власов, ни тем более Жиленков ни в Бога, ни в черта не верили ни на одну копейку.
Были ведь люди, которые всерьез поверили даже и в религиозное возрождение "товарища" Сталина…
И здесь еще раз разыгралась очередная трагедия между линией советской армии — олицетворенной во Власове, и линией советской партии, олицетворенной в Жиленкове. Что ж?
На пост политического комиссара при Власове не могли немцы найти никого другого, кроме вчерашнего коммунистического комиссара?
Если толково и без всяких там энтузиазмов взвесить те возможности, которые возникли бы в результате победы Гитлера на востоке, то, по моему глубокому убеждению, эта победа привела бы просто-напросто к тому, что вместо ВЧК, ОГПУ, НКВД с его Дзержинскими, Ягодами и Бериями, возникла бы новая помесь под руководством товарища Гиммлера и его подставных лиц. Остался бы точно тот же "аппарат власти", только усиленный немецкой поддержкой. Этот аппарат родился в России и немцы только скопировали его. У себя дома они на практике убедились: аппарат работает без отказа и даже без перебоев.
При истинно вопиющем запасе оптимизма можно было бы утверждать, что и Гиммлера и Жиленкова Власов шапками бы закидал, придя в Москву. Но, вот уже тридцать лет мы закидываем шапками Сталина. Какие были бы шансы у русского мужика справиться с аппаратом ОГПУ и Гестапо, спаянными в один кулак?
Я очень боюсь, что рядовому энтузиасту эти мысли в голову не приходили. Боюсь, что это наша национальная болезнь: избыток всяческих энтузиазмов при явном недостатке элементарной трезвости.
Мы находимся в катастрофическом положении — вероятно, лучшем, чем после битвы на Калке, но, кажется, худшем, чем в Смутное время. Если будет война — а она, конечно, будет — то западный блок (НАТО) все равно организует русскую акцию. И при этом будет прежде всего исходить из соображений, так сказать, политической экономии: зачем воевать своей кровью, если можно будет воевать русской (украинской). Немцы не жалели чужой крови, но они не жалели и своей. Демократии в этом отношении гораздо более хозяйственны.
Иван Солоневич
"Наша Страна", № 2, 1948г.